Астрид сидела молча, потягивая виски, смотрела на меня большими серьезными глазами.
— Мне страшно, Юхан.— Она стиснула мою руку.— Очень страшно.
Ее темные глаза наполнились слезами. Но я чувствовал, что речь идет не о краже. Ее пугало что–то другое. Что–то совсем другое.
— Не уходи, — сказала она, наклоняясь ко мне.— Не оставляй меня сегодня одну.
Пахло беконом, свежим горячим кофе и гренками. Хорошо, когда день начинается с такого замечательного трезвучия. Кухня была небольшая, но уютная. Астрид стояла у газовой плиты и жарила бекон, она была в длинном дымчато–сером кимоно с алым лотосом на спине. Урчала вытяжка, точно шмель над цветком клевера.
— Осторожно, как бы жиром не брызнуло,— сказал я, прихлебывая крепкий черный кофе. Высокий фарфоровый кофейник был опоясан крупной размашистой надписью «Я люблю Нью–Йорк».— Знаешь, раньше этот звук — потрескиванье жира — использовали на радио для имитации аплодисментов.
— Что–то уж очень мудрено,— улыбнулась она, повернувшись ко мне.— Проще ведь устроить настоящие аплодисменты, чем все время жарить бекон, разве нет?
— Ну, вообще–то жарили не бекон. А кое–что, чего ты никогда не пробовала. Смоландские колбаски. Со свеклой — пальчики оближешь!
— К сожалению, я ничего такого предложить не могу, но надеюсь, бекон и яичница послужат некоторой компенсацией А еще гренки и кофе — в любых количествах .
Мы сидели друг против друга за узким кухонным стоиком. Окно выходило во двор, где тянулись к небу высокие деревья. Мимо стекол с чириканьем порскнули воробьи, за стеной, в соседней квартире, тихонько играла музыка.
Гы не будешь звонить в полицию?
— Без толку это. Лишняя морока. Я лучше поговорю с домохозяином. У него договор с какой–то частной организацией, которая обеспечивает безопасность в его домах.
— Не очень–то успешно,— заметил я, подливая себе кофе из круглой стеклянной кофеварки.
— Во всяком случае, не хуже полиции. Причем у них менее стандартные методы.
— Вот как?
— Уж не знаю, как они умудряются, держат ли связь с мафией или нет, но зачастую они выслеживают воров и просто–напросто задают им хорошую трепку. А это куда действеннее. Ведь полиция если и сцапает их, то через несколько часов опять выпускает на свободу, и они как ни в чем не бывало продолжают свое дело.
— Воля, конечно, твоя, но, по–моему, полиция надежнее. Ты проверила? Есть пропажи?
Астрид кивнула, засунула в тостер два ломтя белого хлеба, включила блестящую машинку.
— Похоже, ничего ценного не утащили. У меня не то чтобы очень много дорогих вещей, но мебель и картины на месте. Телевизор тоже. И вот это меня слегка удивляет.
— Почему? Может, они с перепугу удрали.
— Может. Но все равно. Обычные воры, которым поскорей нужны деньги, всегда уносят телевизор, стереосистему и прочее, что легко сбыть с рук, продать прямо на улице. Однако именно эти вещи целы. А специалисты, по крайней мере, забрали бы картины и так далее. У меня тут несколько гравюр Пикассо, литография Шагала. За одно это можно выручить больше тридцати тысяч долларов. Но и они все на месте. Только в беспорядке.
Она замолчала, серьезно глядя на меня.
— Если это не обычные воры, то кто же?
— Я не знаю, Юхан. Именно это меня и тревожит. У меня здесь нет ничего такого, что могло бы привлечь наемных специалистов. Так что, наверное, ты прав: их спугнули.
Возможно, подумал я. Объяснение довольно убедительное. Но меня оно не убедило совершенно. Ведь Аетрид отперла три замка — да каких! уж кажется, сложнее не найдешь! — повреждений на двери не видно, следов взлома нет. Квартиру вскрыл профессионал, фальшивыми ключами и отмычками, а никакой не отчаянный наркоман, взломавший дверь, чтобы цопнуть что–нибудь на продажу. Но все–таки почему ничего не взяли? Гравюры Пикассо, висевшие в гостиной, не настолько велики, чтоб нельзя было сунуть их под мышку, а судя по беспорядку, воры обыскивали квартиру без спешки. Они не ушли, пока не выполнили свою задачу, какова бы она ни была. Впрочем, это не мое дело, Аетрид сама знает, как ей поступить. И Нью–Йорк она знает лучше, чем.я. Раз она считает, что домовладелец и его люди справятся с грабителями успешней, нежели полиция, наверно, так оно и есть.
— У меня предложение,— сказал я,— идея.
— Интересно, какая же? — улыбнулась она.
— Давай сходим на блошиный рынок.
— А разве в Нью–Йорке есть такой?
— Есть, в районе Шестой авеню и Двадцать Седьмой улицы. Это большая автостоянка, по воскресеньям на ней устраивают барахолку, то бишь блошиный рынок. Чего там только нет! Я оттуда без добычи не ухожу, когда бываю в Нью–Йорке, нечасто, конечно, но все–таки. Иной раз там даже интереснее, чем в Париже. А самое забавное — почти всегда отыщешь что–нибудь шведское.
Читать дальше