Виктор Черняк - Куклы Сатила. Разработка сержанта М

Что вы понимаете в куклах? Откуда вам знать, мучает ли их раздвоенность? И как ведут себя куклы по ночам в постелях одиноких мужчин?

Сток поднялся. Начальник оторвал массивный зад от кресла, приветливо махнул сотруднику открытой ладонью.

Сток стремительно выбежал к лифту, спустился в гараж, сунул в прорезь стального рта карточку идентификации; массивные створки расползлись в стороны: «ланча» ждала хозяина. Сток нырнул в кресло, откинулся на подголовник, вобрал запах трубочного табака и ринулся к дому, нарушая правила обычной водительской учтивости — на одном из перекрестков не пропустил старушку в белых кудряшках и, удаляясь, заметил, как согбенная дама недоуменно вглядывается в машину наглеца.

Смоляные завитки пуэрториканки сквозь остекление конторки холла казались смазанными жиром, волосы, тяжелые и блестящие, обрамляли свежее личико с признаками порока и следами только вчера окончившегося детства.

— Добрый день. — Сочные губы зашевелились, будто лепестки, смоченные дождем.

Сток кивнул.

— Вы дежурили сегодня ночью?

Искорки заплясали в ее крапчатых глазах. Сток сжался: ему дали понять, что его слова истолкованы как заход, как возможное желание пригласить вполне доступное создание к себе.

Сток испытывал трудности в общении с людьми, играющими не на равных: девушка приехала издалека, детство ее вовсе не походило на розовые годы Стока, ей многое давалось с трудом — от языка до манер, и мужчина, склонившийся над конторкой, понимал, как легко обидеть начинающего гражданина; впрочем, вновь вступившие в игру чаще всего никогда не покажут, что уязвлены, решив раз и навсегда расстаться с самолюбием, и играют по новым правилам, по правилам тех, для кого жизнь не скупится на возможности.

Сток выкроил улыбку, дружески подмигнул и тем более ухудшил шаткое положение соблазнителя поневоле.

Пуэрториканка невзначай — Сток знал цену подобным случайностям — тронула его запястье:

— Кто убирает вашу квартиру?

Сток растерялся:

— Что?

— Ну, пылесосит, моет кухню, скоблит кафель и все такое…

Сток подумал, что у куклы, расположившейся в его кровати, есть существенное преимущество — не задает вопросов, присел на край стола, вполне искренне восхитился:

— Волосы у вас… никогда не видел таких смоляных.

Пуэрториканка откинулась назад так, чтобы Сток, возвышавшийся на пару футов над вырезом блузки женщины, мог свободно ориентироваться в ее прелестях.

— Вы спросили про дежурство? — В голосе тревога, табачные крапины глаз загустели, почти слились с угольным зрачком.

Сток не знал, что водитель желтой машины испытательного стенда сейсмологов — дружок дежурной и утренний час после испытания здания провел в каморке пуэрториканки. Водитель вкалывал «по-черному»: рассчитывался работодатель наличными и укрывался от налога. Девушка не хотела бросать тень на своего дружка, отчего ей не имело смысла откровенничать с жильцом, зная его замкнутость и неконтактность с соседями.

— Ну да… сегодня под утро здесь не было желтой машины? Такая махина, долбит землю и еще как-то имитирует землетрясение…

— Вы тайно работаете на полицию? — Все иммигранты, затравленные вопросами, когда дело касается их благополучия, вмиг обращаются в камень.

Сток поднялся, неуверенно переспросил:

— Значит, ничего такого не заметили?

Камни обыкновенно молчат. Сток давно заметил, как стремительно женщины преодолевают путь от нежности к злобе. Не прощаясь, побрел к себе. Желтая махина не приезжала. Значит, кукла сама… Сток замер перед входной дверью в квартиру, вспомнил уверения Патрика Эмери о совершенствах куклы. Что имел в виду Патрик? Сток не так уж ограничен, догадки заставили сжаться, испытать смущение, будто кто-то подглядывал за интимными отправлениями Стока.

Кукла лежала так, как утром ее оставил Сток: могло показаться, что голова чуть склонена к подушке Стока, но скорее всего он внушал себе лишнее и давал разгуляться нервам.

Сток обошел квартиру: похоже, появились предметы, которых раньше не было. Но могло случиться, что Сток не обращал внимания на флаконы, коробочки, щетки для волос, принадлежащие Сьюзн, и только сейчас, впервые после ее ухода, заметил скляночки, банки с кремами, тюбики, макияжные принадлежности. Может, позвонить Сьюзн, предложить завезти случайно забытое? Неплохой повод для контакта… Но Сьюзн может окатить холодом, не ограничивая себя в выражениях. Звонить не стал — не потому, что боялся резкости Сьюзн, а допуская, что ее обычно насмешливый голос озадачит: «Я ничего не забываю. Ничего моего у тебя не осталось». И тогда… тогда Сток лишится спасительного неведения, примется ломать голову, кому же принадлежат новые в его доме вещи и как они попали туда?