Оксана Одрина - Лишний

– Илья, прыгайте! – умоляла Аня. Она бежала во всю прыть, а сеть уже знакомых чёрных трещин угрожающе быстро расползалась за ней по ободранным стенам, полу, потолку. – Прыгайте!

– А как же вы?! – Илья тут же подсадил дрожащую Настю на дряблый подоконник, запрыгнул сам, встал рядом и обнял её. – Не успеете!

– Мы следом, – настояла Аня. – Прыгайте уже, Илья!

Илья положил ладонь Насти на тот разорванный круг, что Лёшка не единожды уже видел, сверху свою, и с силой вдавил обе их руки в раму – они вместе шагнули в окно.

– Наша очередь! – запыхалась Аня, вскочила на ветхий выступ и указала на место рядом с собой. – Давай же!

– Нет, – отказался Лёшка, отступая на шаг назад. – Я не хочу умирать, Ань…

– Лёша, – просила она, сверля его уставшим взглядом. – Прыгай, Лёша! Я прошу тебя. Я без тебя не уйду.

За спиной грянул знакомый истошный хрип, и Лёшка, рывком сдавив уши, коряво сгорбился. Косяк двери, заваливший выход из той треклятой комнаты в конце коридора, рассыпался в прах. Краска на стенах стала ещё быстрее скручиваться и рьянее опадать, как сухая листва. С потолка полетели увесистые куски штукатурки. Бетонный пол под ногами ветшал, обнажал гнилые доски и чёрную бездну под ними.

– Иди ко мне, Алёшенька… – вновь позвал бесчувственный голос. – Иди же…

Последние слова безликой гонительницы внезапно канули среди глухого треска, и правая нога Лёшки провалилась в пустоту. Неловко ухватившись за зыбкий край подоконника, он рванул вверх. Тащил и тащил себя, скребя непослушными пальцами по ветхим доскам, забивая под ногти прелую труху, и выл от страха и безумия. Да вот только усилия его были тщетны – руки соскальзывали, а сам он всё глубже уходил в гнилую бездну. Ну вот теперь точно всё, и на этот раз ему уж точно не спастись. И вот он страшно погибает, не смея молить о спасении. Да что же с ним нет так?! Всё не так! Весь он и есть одно огромное одержимое тревогами «не так»! Вспыхнул злостью к самому себе слабому, взвился и закричал:

– Помоги мне, Аня, пожалуйста! Не бросай меня здесь! Не бросай меня одного!

Аня и не бросала. Она изо всех сил потащила его на себя за одежду, стоя на самом краю подоконника уже почти на улице.

Нет, Лёшка не сдался, только не теперь. Он всё дергал застрявшую в досках ногу, ещё и ещё, вопил и изворачивался от боли. А когда всё же высвободился, вскочил на подоконник и уцепился за край рамы – потерял равновесие, пошатнулся и, неуклюже размахивая свободной рукой, случайно вытолкнул Аню в окно.

Её испуганные глаза, её ладошки, что тянулись к нему, её молчаливая мольба о помощи – последнее, что видел он, прежде чем без раздумий бросился вперёд, растерял остатки чувств и забыл об осторожности, но всё же перехватил её за талию и втянул обратно. Но награды за смелость ему не довелось увидеть – внезапно поехали вперёд подошвы его кроссовок, ударился он спиной о раму, а потом вместе с Анькой соскользнули они вниз.

Новая короткая слепота принесла с собой жёсткий удар спиной о пол, а острая боль в пораненном плече так резво отстрелила под лопатку, что поверженный падением с высоты Лёшка чуть изогнулся вверх на протяжном стоне, и только потом открыл глаза. Безжалостный свет вмиг ослепил. Но уже минуту спустя, зрение вернулось, и Лёшка увидел, что рядом, свернувшись в клубочек, лежала Аня. Она поджала ноги к груди, закрылась руками и тихо всхлипывала. Он по-прежнему держал её за талию, а сам корчился от прострела в спине, плече и шее. Минуту спустя, он всё же собрался, перекатился на бок, крепче обнял её и притянул к себе. Аня немного приоткрылась, крепко обняла в ответ, уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась в голос.

– Говорил же я тебе, не зарекайся, Алёшенька, а ты не поверил, – раздался над ним знакомый голос, а секунду спустя появился и его обладатель.

Первая мысль после увиденного ошеломила его – это же был он сам, Лёшка, только старше, нет, старее. Он тут же крепко зажмурился, прячась в темноте от нового витка помешательства. Пригляделся внимательнее – нет, это не он, это хуже, чем худшее. Над ним нависал самый, что ни на есть истинный подвал жизни – тот самый Андрей Анатольевич. Он за плечи уткнул Лёшку спиной в пол и пощёлкал перед глазами пальцами:

– Живой, Алёшенька?!

Лёшка оцепенел, увидев знакомого оборванца-дворника в идеально чистой комнате со светлыми стенами и потолком, с совершенно новым пластиковым окном и тёплым полом. Да, похоже, Лёшка всё же сошёл с ума, а это – психушка. Хотя, какая теперь разница.