Дмитрий Сафонов - Энские истории

— Давай выпьем. За встречу, — сразу предложил он.

Тактически это был абсолютно правильный ход. К алкоголю я всегда испытывал почтительное отношение. Почтение подкреплялось точным знанием нормы: шестьсот пятьдесят грамм, если без пива. Выпить хотелось. Даже с Сундуком — больше-то никто не предлагал. Я малодушно согласился и кивнул:

— Пойдем ко мне.

— А-а-а… Ну… Ты ж теперь один, — сказал он как-то осторожно, словно бы я сам об этом не догадывался. И сразу же — подчеркнуто бодро, — я возьму. "Столичной", да? Парочку? У тебя есть чем закусить?

В соседнем магазине мы купили колбасы, сыра, две банки шпротов. Дома, я знал, оставались соленые огурцы — мать заготавливала. Еще прошлой осенью.

В общем, мы пришли в пустую квартиру и начали пить. Быстро опьянели (пить водку в такую жару — это ж самоубийство!). Лед взаимной неприязни начал таять. Вскоре мы уже хлопали друг друга по плечам и говорили с надрывом: "А ты помнишь?.."

Он спросил меня, что я собираюсь делать дальше. Я махнул рукой:

— Уеду. Что мне здесь делать? В этом городе меня никто и ничто не держит.

— И что, у тебя совсем никого не осталось? — спросил он. Интонация подразумевала: "Ты вспомни хорошенько, может все-таки кто-то есть?"

— Нет, — мрачно отрезал я. — Совсем никого.

Сундук будто повеселел, услышав это.

— Давай помянем, — он призывно наклонил бутылку.

— Давай.

Мы молча выпили еще по одной.

— А я вот тоже, понимаешь, с женой развелся, — кусочком черного хлеба он подцепил пару шпротин и закинул в рот. — Стервой оказалась. Да-а-а! — смачно протянул он. "Да кто ж с тобой согласится жить?" — подумал я, но перебивать не стал. — Нашла себе, понимаешь, богатого… Он ей в отцы годится… Зато богатый! — Сундук махнул рукой. Мы закурили…

— И вот тут, собственно, все и началось. Здесь — начало истории. А то, что я вам до этого рассказывал — неважно. Наверное…

Незнакомец в смокинге выгнул пушистые соболиные брови в крутую дугу:

— Кто знает, что на самом деле важно, а что — нет? Трудно определить. В конце концов, важно все то, что мы сами считаем важным, не правда ли?

Если бы не коньяк, я бы не знал, что и подумать: то ли это — глубокая мысль, то ли — бессмысленная тавтология. Как всегда, алкоголь явился спасительным амортизатором.

— Да, вы правы. Я сейчас маленько выпил, но соображаю четко. А тогда я был пьян, и не почувствовал никакого подвоха… Сундук сказал…

— Ребеночек у нас. Восемь лет ему. Между прочим, твой тезка. Так вот она, — тут Сундук витиевато выругался, — не разрешает мне видеться с мальчиком. А сын меня любит… И я его — тоже, — добавил он, опустив глаза, и, по-моему, даже всхлипнул.

— Ну так… Ты разберись с ней, — неуклюже посоветовал я, не вполне понимая, что имею в виду. Казалось бы, возраст и богатый опыт должны подразумевать некоторое наличие житейской мудрости… (Но скажу вам по секрету — это не так. Ни хрена я не смыслю ни в женах, ни в детях.) — Ну, там… Поговори… Что это такое? Это же твой ребенок…

Сундук скривился:

— Да она меня и близко к дому не подпускает. Ты знаешь, кто ее новый муж? А-а-а, вот то-то и оно! Он — один из самых влиятельных людей в Энске, Илья Ефимович Квасной. Это тебе легко — приехал, уехал… И поминай, как звали. А мне здесь жить. Всю оставшуюся жизнь!

Я тупо уставился в пепельницу, полную окурков, мучительно соображая, чем еще, кроме глупых советов, я могу помочь Сундуку.

— Слышь, Серега! — и поймал себя на мысли, что в первый раз назвал его по имени — наверное, потому, что в нем появилось что-то человеческое… Оказывается, он тоже может любить и страдать. Ведь поди ж ты — у него и сын есть! А у меня и жены-то нет! — Серега! — тут я позорно икнул, но сразу же взял себя в руки. — Серега! Это дело так оставлять нельзя! Сын — это сын! Это мужчина! Наследник! Продолжатель фамилии! Серега, ты должен… — я не знал, чего он должен. Я подыскивал слова, — ты, Серега, обязательно должен…

Зато у Сундука голова работала получше моей:

— Старик! Я один не смогу. Понимаешь? Тяжело одному. Друг нужен!

Одну руку я широко простер перед собой, а второй с размаху ударил в грудь — так, что перехватило дыхание — и снова икнул.

— Ик! Серега! Если тебе нужна моя помощь, я всегда! Ты знаешь, между нами разное бывало, но если такое дело… Я готов!

У него как-то залоснились глаза. Сундук крепко обхватил меня за шею и прижался своим лбом к моему:

— Спасибо, старик! Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Если ты и вправду хочешь помочь, то давай сделаем так… — он отодвинулся от меня, подцепил вилкой розовый кружок докторской колбасы и положил на хлеб: тонкая полоска шкурки, свисая, болталась, когда он принимался оживленно жестикулировать. Я, как завороженный, уставился на эту шкурку и уже не отводил от нее взгляд. Видимо, она была последним предметом, на котором могли улечься остатки моего внимания. Сундук бубнил, словно через подушку, — давай сделаем так. Сейчас, один хрен, лето, — я послушно кивал. — Все равно ведь — каникулы, — я снова соглашался. — Он в школу не ходит. Гуляет рядом с домом — мать его далеко не отпускает. Завтра я все подготовлю. Куплю билеты, и поедем мы с ним в круиз. По Волге. Прям до Астрахани, а? Здорово? А ты — ты ведь и так и так уезжаешь, правда? — я с коротким мычанием боднул воздух перед собой. — Ты послезавтра, с утречка — подъедешь и заберешь его. Привезешь ко мне. Согласен?