Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца

— Да? Толковый человек?

— Очень. Хочет к нам в аппарат.

— Из МВД? К нам? А впрочем, почему бы и нет? После завершения операции мы еще вернемся к этому вопросу. А сейчас — действуйте. В целом — мне нравится. Детали проработайте самостоятельно. До свидания.

— До свидания.

Все произошло очень быстро. Никто ничего не успел понять.

Ремизов с Надей ехали в аэропорт "Шереметьево — 2". После моста нужно было съехать с Ленинградского шоссе: повернуть направо к аэропорту. Ремизов заблаговременно перестроился в крайний правый ряд, чтобы не нарушать правила: на мосту везде сплошная линия разметки. Вдруг ехавший перед ними самосвал резко затормозил. Ремизов пытался уйти влево: там никого не было, полоса была свободна. Но в последний момент огромный американский джип с тонированными стеклами резким рывком настиг "восьмерку" и навалился на нее всей своей полуторатонной тушей, отбросив прямо на самосвал.

Удар был сильный. Надя погибла сразу. Ремизов был еще жив.

Одна из машин, ехавшая следом, остановилась. Оттуда вылез мужчина в джинсовой куртке и подбежал к "восьмерке".

— Жив, браток? Как это тебя угораздило?

Ремизов посмотрел на него, ничего не понимая. Промычал что-то. Повернулся к Наде и хотел что-то сказать, но не смог.

— Не волнуйся, сейчас поможем, — уверенно сказал джинсовый мужчина, положил одну руку Ремизову на затылок, а другую — на подбородок и резко крутанул. Послышался громкий хруст. Ремизов уронил голову на грудь и затих.

Мужчина быстрым шагом вернулся к своей машине, сел за руль и умчался. Очевидцы не смогли запомнить номера — они были заляпаны грязью.

Печальная весть мгновенно облетела всю Москву. Спрогис узнал об этом через полчаса после аварии. Он сидел, словно придавленный к креслу огромной тяжестью этой трагической новости, и мелко-мелко качал головой, как китайский болванчик. Он был близок к шоку.

Около двух часов дня в дверь вежливо постучали. Вошел молодой человек в кожаной куртке и черных джинсах. Он сел перед Спрогисом и, не спуская с него твердого взгляда немигающих холодных серых глаз, поведал следующее.

— Здравствуйте, Виталий Вениаминович. Мы с вами знакомы, так сказать, заочно. Через Андрея Ремизова. Я был одним из его информаторов. Возможно даже — основным. Мы дружили давно, еще с армии. Меня зовут Илья. Фамилия — Бурлаков. Я пришел к вам, чтобы помочь завершить дело, начатое Андреем. Это мой дружеский долг, — он замолчал. Потом тяжело вздохнул и полез в карман. Достал оттуда кассету. — Вот. Это нашли в машине, на месте аварии. Судя по всему, из-за этого Андрей и погиб. Кассету сразу забрало районное отделение ФСБ. Затем ее переправили в городское управление. Там проверили, сделали заключение о подлинности, объяснили, что государственных тайн она не содержит, и снова вернули нам. Мы сделали копию и зарегистрировали как предмет, обнаруженный на месте происшествия. А эта — по праву принадлежит вам, — он еще раз тяжело вздохнул. — Извините, мне надо идти. Прошу вас, если это возможно: не упоминать мою фамилию. Андрей никогда так не делал, — он встал, печально улыбнулся напоследок и вышел.

Спрогис пожал плечами, сунул кассету в магнитофон и стал слушать. Уже через пятнадцать минут, дрожа от азарта и волнения, он накручивал диск местного телефона и кричал в трубку, брызгая на мембрану мельчайшими капельками слюны:

— Туманова — ко мне в кабинет! Срочно!

Пришел Туманов, внезапно утративший гибкость позвоночника.

— Борис, — сказал ему Спрогис, — за тобой — две статьи. В завтрашний номер дашь заметку о гибели Ремизова. Есть, правда, один щекотливый момент — он ехал со вдовой Болтушко. Надо его обойти. Напиши что-нибудь типа: самостоятельное расследование загадочных обстоятельств гибели мужа и близкого друга, желание отомстить убийцам, ну и так далее. Заметка должна быть коротенькая: закинешь крючок. Мол, редакция располагает сенсационными сведениями. В общем, понимаешь. А в послезавтрашнем номере — подробная расшифровка и большая статья вот об этом, — он протянул Туманову кассету. — Иди работай. Потребуется помощь — все в твоем распоряжении. Если нужно — звони мне в любое время суток. Понял? Давай, действуй. Люди рождаются и умирают, а газета должна выходить каждый день. Удачи тебе, охотник!

На следующий день «Столичный комсомолец» вновь вышел с фотографиями в траурной рамке на первой странице.

Полтора миллиона человек прочитали эту газету. Миллион человек сказали себе: "Надо обязательно купить завтрашний номер — это будет очень интересно." Полмиллиона — стали спорить друг с другом: чьи же это проделки? Двести тысяч — твердо заявили своим женам на кухне, между борщом и макаронами по-флотски: "Ну неужели нельзя навести в стране порядок? Когда это, наконец, кончится?" Сто тысяч — ответило: "Подождите. Дайте только срок. Вот победит на выборах Геннадий Андреевич — вы у нас попляшете." Пятьдесят тысяч — поморщились: "Дурдом!" Двадцать тысяч — растрогались: "Ну надо же, как им не везет! За неделю — второго журналиста!" Десять тысяч — ужаснулись: "Да что же это такое творится! Люди окончательно сошли с ума!" Пять тысяч — вздохнули: "Кажется, предстоят тяжелые времена. Придется нести службу в усиленном режиме." Тысяча — испугались: "Наша профессия — одна из самых опасных. Надо быть осторожней!" Пятьсот — из "Столичного комсомольца" и телецентра — скидывались на похороны: "Надо помочь. Ведь ежели, не дай Бог, с самим что случится…" Сто — обсуждали страшную аварию: одни подробно рассказывали, другие — записывали в протоколы.