Константин Фарниев - Следы остаются

— Постыдились бы, капитан. У отца горе…

— Мы пытаемся помочь именно горю. Отцовскому. Как же все-таки ваш сын оказался жертвой обвала? Как он очутился в шурфе? — Цоев спокоен и настойчив.

— Я попрошу, капитан, без этого, — Петров жестикулирует. — Что вам, собственно, нужно? У меня личное горе, сын в больнице. Я сам это горе и переживу! — Петров встает, волнуется.

Следователь поднимается тоже.

— Позвольте, Иван Сергеевич, присядем, так удобней беседовать. Дело ведь в том, что горе в данном случае выходит за рамки, вы изволили выразиться, личного. Надеюсь, вы понимаете, какой ущерб нанесен государству?

— К чему такие разговоры? За кого вы меня принимаете? Разумеется, понимаю, я же специалист!

— Вот я и пытаюсь узнать у вас, как у специалиста, Иван Сергеевич, возможен ли взрыв, так сказать, стихийный, ну, допустим, природный газ скопился. Мог ли этот самый метан вспыхнуть сам? Присутствие в шурфе вашего сына в момент взрыва оставим пока в покое. Скажите, мог?

— Гм, как вам сказать, — косится на следователя Петров, — гм, да вроде нет.

— Почему?

— Почему, почему… Шурф-то не заброшенный, а действующий, к тому же вентиляционный!

— Если шурф действующий, вентиляционный к тому же, то самопроизвольный взрыв невозможен. Так?

— Да, так.

— Значит, это дело рук человеческих. Верно?

— Да, верно. Но на что вы намекаете?

— Сами понимаете…

Петров задумывается. Ему вспоминается сцена с сыном. Он, отец, отчитывает своего Витю, куда-то собираясь и на ходу завязывая галстук:

— Виктор, тебе скоро стукнет 16! А ты опять хулиганил в школе. Надоело! Понимаешь? Надоело каждый день выслушивать одно и то же: «Ваш сын, ваш сын…» Ты роняешь мой авторитет! Я же начальник крупного рудника, пойми!

— Давно понял, — огрызается сын.

— Прекрати пререкаться с отцом! Тебе скоро стукнет…

— Стукнет, стукнет!.. — вспыхивает мать-учительница, отрываясь от тетрадей. — Иван, как тебе не стыдно! Сыну вчера уже, как ты любишь говорить, «стукнуло» 16 лет! А ты… а-а! — Вечно тебе некогда, вечно у тебя совещания, заседания, план срывается. А сын? Дождешься со своим «стукнет»…

— Не каркай!

Отец подходит к сыну, трогает его за плечи.

— Ты уж извини, сынок, забыл, совсем забыл, замотался. Завтра велосипед новый куплю. Извини, сам видишь, время какое: стремительный темп, кибернетика, производственный план… Ну ладно, пока, — чмокает сына в голову и хлопает дверью.

Сын хмуро берет портфель, достает тетрадь и подходит к матери.

— Мам, посмотри, нам домашнее сочинение задали. Я написал… о тебе…

— Витюшка, подожди немного, вот закончу тетради, тогда и твое сочинение проверю, — не отрываясь от дела, говорит мать.

— Проверю!.. — Виктор устремляет хмурый взгляд на мать, бросает тетрадь, накидывает на плечи пиджак и выбегает на улицу, чуть не сбив отца у двери.

…Цоев смотрит на задумавшегося Петрова. Наконец тот встряхивает головой и твердо говорит:

— Мой сын этого сделать не мог!

— С чего вы взяли? Я не говорю, что чиркнул в шурфе спичкой ваш сын…

— Какой спичкой! Если в шурфе сквозняк, то суньте туда хоть факел — взрыв маловероятен!

— Значит, взрывчатка? — Цоев улыбается краешком губ, довольный результатом разговора.

— Сами могли догадаться, взрыв-то был направленный. И обвал односторонний…

— Спасибо, Иван Сергеевич, за науку. Век живи, век учись!

— Сына не трожьте…

— Кто же?

— У него есть дружки: Васька Дронов и Эльбрус Галуев.

Цоев протягивает Петрову протокол допроса. Тот пробегает его глазами, подписывает.

Лужайка. Ребята гоняют футбольный мяч. Шум, гам. Среди немногочисленных зрителей девушка-подросток. Это Галка, не девчонка — разбойник.

На поле возникает куча-мала. Завязывается драка. Через несколько секунд картина проясняется: двое избивают одного.

Вдали показывается следователь Цоев. В клубок дерущихся бросается Галка. Она кричит:

— Отпустите его, черти! — и тут же, почти оттолкнув двух нападавших, шепчет: — Атас, братцы, милиция…

Драка прекращается. Двое озираются но сторонам. Один пытается скрыться, но его останавливает голос работника милиции:

— Подожди, герой! Куда же ты с поля сражения?

— Товарищ милиционер, я не хотел, — лепечет парень.

— Разберемся. Кто затеял драку?

— Дрон! Кто же еще?

— Кто такой Дрон?

— Дронов Василий, это я. А чего он ножку подставил? — Цоев замечает во взгляде подростка ожесточенность.

— Разберемся, — следователь поворачивается к рыжему парню, пытавшемуся улизнуть. — А ты кто, храбрый воин?