Шарлотта Брандиш - Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд [litres самиздат]

– Не уподобляйся инспектору. Он ненавидит женщин и не даёт себе труда это скрывать, – осадила брата Оливия. – Лучше скажи мне, какие ассоциации у тебя возникают с яйцом?

– Ну… Завтрак. Пасха. Птица. Шалтай-Болтай.

– Ни единого попадания, – покачала головой Оливия.

Филипп взял свою картину в руки и ещё раз внимательно её осмотрел.

– Ну и мерзкий у неё вид, – не удержался он.

– Просто он хотел тебя помучить, – пожала она плечами. – А яйцо на самом деле означает первооснову мироздания. Ab ovo – от начала времён, или с самого начала. Неужели латынь не была твоим любимым предметом? – ехидно поинтересовалась она. – Вспомни, дедушка говорил, что все тайники спрятаны на территории поместья.

– Старая голубятня! – догадался Филипп.

– Верно, – кивнула Оливия. – И к тому же на моей картине скелет держит в руках охапку водосбора, а он, как ты помнишь, символизирует Святой дух, изображающийся в виде голубя.

– Не может быть так просто! – помотал головой Филипп.

– Что мешает проверить?

Близнецы торопливо отправились по дорожке, ведущей к заброшенной голубятне. Их нетерпение было так велико, что они почти не разговаривали друг с другом.

Когда они вышли к башне, где была устроена голубятня, сумерки поглотили почти всю долину. Башня была высокой, не ниже пяти ярдов, и Филипп досадливо поморщился, шаря в карманах в поисках спичек.

– Не представляю, как мы туда заберёмся. Перекрытия наверняка прогнили. Даже когда мы были маленькими, нам запрещали подниматься на самый верх. Разве что попросить у Чепмена лестницу…

Оливия, задрав голову, осмотрела башню.

– Думаю, что нам вовсе ни к чему лестница. Ab ovo, – напомнила она брату. – От основания. И кстати, ты позабыл про наш тайник, где мы прятали сэндвичи, чтобы не возвращаться к чаю.

Оливия обошла башню по периметру, приблизилась к одной из колонн, служивших опорой для всей конструкции, и опустилась на колени. Жестом попросив брата посветить ей, она дождалась, когда огонёк пламени высветил кирпичную кладку и, отсчитав нужное количество кирпичей, вынула один.

– Точно! – глаза Филиппа загорелись, но он тут же нахмурился: – А он-то откуда про него знал?

– О, дедушка много чего о нас всех знал. В проницательности ему точно не откажешь, – хрипло ответила Оливия, запуская руку в тайник.

Погасла первая спичка, за ней ещё несколько, но сокровище так и не было обнаружено. Оливия поднялась с колен и с досадой отряхнула промокшие брюки.

– Ничего не понимаю, – заявила она. – Я не могла ошибиться!

– Успех вскружил тебе голову, – с ехидной грустью сказал Филипп. – Ничего удивительного, это случается с теми, кто считает…

– Погоди-ка! – Оливия отошла от башни на несколько шагов и раскинула руки. – До пансиона я была левшой, там меня долго переучивали пользоваться правой рукой вместо левой. И вся эта путаница, чтобы найти нужную сторону, долго отравляла мне жизнь. Лево-право, у меня в какой-то момент всё смешалось.

Оливия решительно двинулась в противоположную сторону и снова опустилась на колени перед кирпичной опорой.

– Ну-ка, дай мне спички.

Вспыхнул огонёк, и Оливия ликующе вскрикнула:

– Смотри!

Филипп наклонился. На поверхности отчётливо виднелся рисунок, сделанный углем – маленький голубь распростёр крылья, его клюв указывал на кирпич, наполовину вынутый из кладки. Меньше чем через минуту Оливия вынула из тайника два камня: один с ноготь на большом пальце, похожий на осколок мутного льда, а второй чуть мельче, тёмно-зелёный, матовый, словно бархат.

День прощания с Матиасом Крэббсом выдался ветреным и пасмурным. Низкое небо нависало над Грейт-Бьюли, и лица всех присутствующих выражали вежливое нетерпение, будто во время чаепития с невыносимо докучным собеседником. Только тётушка Розмари искренне горевала по брату – из её глаз лились прозрачные слёзы, которые она утирала чёрным батистовым платком. Губы её всё время шевелились, как если бы она вела непрекращающуюся беседу с кем-то невидимым.

Вивиан стояла в отдалении от всех, рядом с ней застыл Джереми Эштон. Когда все принялись расходиться, они отошли за кусты ракитника. Долго никто из них не осмеливался нарушить затянувшуюся паузу.

Наконец, Эштон утвердительно произнёс:

– Вы решили мне отказать, Вивиан. Не отвечайте, я и сам отлично всё понимаю.

– Нет, не понимаете, – с мольбой возразила девушка. – Вы думаете, что я играла с вами, хотела заслужить вашу симпатию, чтобы получить помощь, но это не так. Меня покорила ваша готовность защитить меня, Джереми. Я всегда буду это помнить, – Вивиан хотела прикоснуться к рукаву его пальто, чтобы сгладить резкость своих слов, но Эштон отступил на шаг назад, и рука её повисла в воздухе.