Силуан Туманов - Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре [litres]

– Да уж. Но не ввела же она сама себе этот яд? И сама себя по голове лопатой тоже ударить не могла! Явно у нее был «помощник». И отца Трифона она уже при всем желании отравить не могла. И матушку Херувиму. Но у кого еще мог быть доступ к яду? Из всего поселка к этой жизнерадостной пенсионерке разве что трое-четверо не ходили… Неужели убийц несколько? В общем, все опять запутывается, Иван Яковлевич. Убили убийцу – единственную подозреваемую, которая могла воспользоваться ядом. Зря вы меня сюда послали: ничегошеньки у меня не получается, только все еще хуже становится!

– Уныние отставить! Ты молодец, Вера. Все у тебя получится. Главное, поосторожнее и потихоньку. Все-таки святое место.

Что делать – непонятно. Что происходит – неясно. С чего начинать распутывать окончательно запутавшийся клубок Вера тоже не представляла. Пожалуй, лучшее средство слегка развеяться, отвлечься от грустных мыслей – это прогулка на свежем воздухе.

Неподалеку от трапезной встретился отец Павел. Ходил, говорит, причащать больную в поселок, а теперь надо что-нибудь перекусить. Рассказала ему о происшествии с игуменьей, разговорились обо всем понемногу, беседуя, дошли до монастырской кухни.

Кухня вплотную примыкает к трапезной. Несколько ступенек, крашенная синей краской дверь, небольшая прихожая – и начинается царство матушки Софонии: под потолком связки лука и чеснока, на полках пакеты, баночки, коробки. На большой плите дымят, кипят, шипят кастрюли и сковородки – готовится ужин на вечер для сестер. «Пахнет гораздо лучше, чем получается на вкус», – подумалось Вере. Вот только царице этого царства явно не по себе. Матушка Софония плачет, рассеянно помешивая что-то в кастрюле.

– Ну а вы что тут найти хотите? Тоже думаете, что я всех отравила? Так ищите, ищите! Яды ищите!.. Уже три года готовлю, и никто не жаловался. А тут сразу «отрава», «игуменью извела», «нас всех вот-вот на тот свет отправит»!..

– Ну, успокойтесь, матушка! Это же Авделая, не подумав, сказала! Что вы! Вас никто ни в чем не обвиняет.

– «Не подумав»! Как у плиты стоять часами, так нет никого, а как «не подумав», так пожалуйста! Смотрите – у меня тут тайн нет. Вот тетради мои поваренные, рецепты из лучших монастырей и даже из Иерусалима! Вот крупы, вот приправы. Все мои «яды»!..

Светло и довольно чисто, хотя и не идеально. Недавно был ремонт – побелили и покрасили. Поставили новенькие металлические столы для разделки, полки, шкафы. Отдельно стоят медные кастрюльки – для игуменьи. Пустые, чисто вымытые. На полу валяется какая-то банка без этикетки. Розовые гранулы, похожие на соль. Вера подняла, понюхала. Запаха нет.

– А что это, матушка?

– Ой, скатилась случайно, спасибо. Вот тут, на полочке, лежит. Кто-то принес, уж сейчас не помню, специальная розовая соль, говорит, от мышей помогает.

– От мышей?

– Да. Как с месяц назад котейку нашего матушка игуменья распорядилась прогнать с кухни, так мыши и обнаглели вконец. Что прогнала-то? Да, дескать, волос ей черный в любимых креветках попался. «Антисанитария!» И даже котеночка Шушика не разрешает пускать. Жаль, а то они бы порядок быстро навели. А я в новомодных штучках и препаратах не разбираюсь, ядов всяких боюсь, готовлю по ГОСТам, по старинке. Спасибо, вот сестры выручают полезными советами.

– А мышеловки пробовали?

– Ой, нет! Боюсь я их. Еще палец прищемлю сослепу.

Софония поправляет толстенные очки.

– Какое же у вас зрение, матушка?

– Плюс семь. А что же вы хотите? Все-таки возраст. Скоро уж восемьдесят три.

– Как же она готовит с таким зрением, отец Павел?

– Так вы же сами пробовали – не очень. Специально не училась. Назначили – пошла за послушание. Тетрадки у нее какие-то сомнительные с рецептами. Тут как-то хлебом взялась угощать якобы с афонской закваской. Кислятина жуткая, половина монастыря с больными животами слегла. Но другого повара у нас нет. С помощью Божией пока справляемся…

– Вы несколько раз об этом упомянули. Но при чем тут Божья помощь, если можно найти в поселке повара и не мучиться?

– Игуменью все устраивает, хотя, мне кажется, она просто деньги жалеет. А все остальные Софонию жалеют – не жалуются, терпят. Что ей еще можно поручить? Да и матушка Ермия против. «Здесь не дом отдыха, – говорит, – и петь, и готовить, и молиться должны сами монахини».

– Ермия? Как странно! Она вроде разумный человек… Кстати, в случае болезни Херувимы кто будет управлять монастырем?