Тана Френч - Искатель [litres]

Трей развертывает клок бумажного полотенца, отыскивает сухой угол, сморкается еще раз. Кел видит, как она постепенно, по частям, усваивает, как все поменялось.

– Это значит, что тебе можно домой, – говорит Кел. – Мне нравится, когда ты тут, но, наверное, тебе пора домой.

Трей кивает.

– Я пойду. Тока позже. Немножко.

– Годится, – говорит Кел. – Отвезти я тебя не могу, отвезет мисс Лена после работы. Хочешь, чтобы я или она с тобой зашли? Помогли тебе объясниться с мамой?

Трей качает головой.

– Я ей пока не скажу. Пока вы доказательство не добудете. – Она взглядывает на него, отрываясь от комка мокрого полотенца. – Сказали, несколько дней.

– Плюс-минус, – говорит Кел. – Но есть одно условие. Ты дашь мне слово чести, что никогда ничего не станешь насчет этого делать. Никогда. Просто отложишь и продолжишь жить нормально, как и собиралась. Займешь голову школой, с друзьями опять наладишь все. Может, день-другой удастся не бесить учителей. Готова?

Трей глубоко и судорожно вздыхает.

– Ага, – говорит. – Готова. – Она все еще опирается о стену, руки с бумажным полотенцем лежат на коленях, словно у нее нет сил шевелить ими. Кажется, будто долгое жестокое напряжение выходит из нее – потихонечку, мало-помалу, и все ее тело обмякает до полной беспомощности.

– Не только сейчас. Всю твою оставшуюся жизнь.

– Я поняла.

– Клянись. Слово чести.

Трей смотрит на него.

– Клянусь.

Кел говорит:

– Потому что я тут нехило рискую.

– Вчера я рискнула ради вас, – говорит Трей. – Когда тех парней отпустила.

– Видимо, да, – говорит Кел. Опять у него за грудиной этот трепет. Ждет не дождется, когда придет завтра, следующая неделя или когда уж там – когда вернется к нему достаточно сил, чтобы справляться со всем, как он умеет обычно. – Лады. Дай неделю. Ну или две, чтоб уж наверняка. И приходи.

Трей еще раз долго вздыхает.

– А сейчас что будем делать?

В мире без поиска она растерянна.

– Вот чем мы сегодня займемся, – говорит Кел, – пойдем на рыбалку. Меня только на это и хватит. Как думаешь, мы, битые бродяжки-дворняжки, с таким справимся?

Трей сооружает сэндвичи. Кел одалживает ей дополнительный свитер и свою утепленную зимнюю курку, в которой малая смотрится нелепо. Она помогает Келу надеть куртку. Они бредут не спеша к реке. Весь остаток дня проводят на берегу, не произнося ни слова, не имеющего отношения к рыбе. Наловив достаточно окуней, чтобы накормить Кела, семью Трей и Лену, собираются и возвращаются домой.

Трей делит рыбу, Кел отыскивает пластиковый пакет, куда складывает старую одежду малой и ее пижаму. Лена по пути с работы заезжает за Трей. Остается в машине, но когда Кел выходит к ней, опускает стекло глянуть на него.

– Звякните мне, когда завяжете вытворять глупости, – говорит.

Кел кивает. Трей забирается в машину, Лена поднимает стекло, Кел смотрит им вслед, тьма сгущается над изгородями, лучи фар сверкают в дожде.

Дождь льет стойко, день и ночь, больше недели. Кел почти безвылазно дома, дает телу зажить. Ключица, похоже, просто ушиблена, или треснула, или что-то в этом духе, а не сломана; к концу недели той рукой у него уже получается делать то-сё по мелочи и не маяться от боли, главное – не пытаться поднять руку выше уровня плеча. Колено же пострадало сильнее, чем казалось. Отек сходит неспешно. Кел регулярно бинтует и обкладывает ногу льдом, от этого полегче.

Из-за навязанной праздности и мглистого дождя неделя кажется сонной, отстраненной. Поначалу Кел ощущает в этом причудливую беззаботность. На его памяти у него впервые нет никакой возможности предпринять что бы то ни было, хочет он или нет. Занять себя он может только одним – сидеть у окна и смотреть. Он привыкает видеть горы мягкими и размытыми от дождя, словно шагай и шагай к ним хоть вечно, а они будут отодвигаться все дальше. Тракторы таскаются по полям туда-сюда, неутомимо пасутся коровы и овцы; не разберешь, действительно ли дождь им нипочем или же они просто его терпят. Ветер забрал последнюю листву, грачиный дуб наг, оголил сложенные из сучьев здоровенные всклокоченные шары-гнезда в развилках всех ветвей. На соседнем дереве одинокое гнездо, отмечающее то далекое время, когда какая-то птица посмела нарушить таинственные законы грачей и урок усвоила.

Внутренний трепет не отпускает Кела пару дней, пробирает по случайным поводам – дохлый крапивник у него во дворе или ночной визг в изгороди. Несколько ночей крепкого сна – и трепет уходит. Выбирается он в основном из тела, не из сознания. Побои Кела глубоко не потрясли. Мужчины иногда дерутся, это естественный ход жизни. А вот то, что вытворили с Трей, – другое дело, это оставить позади труднее.