Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

– Привет, Ньюман.

Я резко оборачиваюсь и вижу прямо перед собой Адама, в черной джинсовой куртке и круглых пластиковых очках. Он выглядит усталым, каким-то потрепанным и немного грустным, но протягивает мне холодную банку сельтерской со вкусом грейпфрута. Я втайне радуюсь тому, что это не пиво.

– Ты здесь, – говорю я. – Слава богу.

Он улыбается и обнимает меня.

– Ни за что не пропустил бы. – Он делает глоток из такой же банки и кивает в угол сцены. Я прослеживаю за его взглядом и вижу, что оттуда на меня смотрят Игроки. Генри надувает губы и засовывает руки в карманы. Роберт опять показывает мне средний палец, а Марла отводит глаза. Но больше всего ранит реакция Никки и Квентина. Оба с непроницаемыми лицами равнодушно взирают на меня. Я хочу снова оказаться рядом с ними, приобщиться к их секретам, ритуалам, шуткам, понятным только избранным. Но мне ничего не остается, кроме как залпом осушить банку сельтерской.

– Ты не боишься, что тебя увидят со мной? – спрашиваю я.

Адам кивает и машет им. Только Квентин приветственно вскидывает руку.

– Пф, еще чего, – говорит он. – И кто они мне, в конце концов?

Я заливаюсь румянцем. Гаснет свет, и «Гараж» становится непроглядной бездной. Гитарные аккорды разрывают воздух. Звучат радостные возгласы, и на сцене вспыхивает прожектор. Мою кожу покалывает, по спине стекает капелька пота.

– Мы – Wonder Truck, и мы, черт возьми, сотворим это чудо! – кричит Брайс в микрофон. Позади него семифутовый Ларри Крамер устраивается за барабанной установкой – даже сидя, он почти вровень со стоящим Брайсом.

Адам издает вопль и кричит в толпу.

– Да, Миллер! – Я чувствую, как он ерзает рядом со мной.

Зал превращается в торнадо, все вокруг подпрыгивают, дергаются, натыкаясь друг на друга. Игроки, даже девятиклашки, стоят возле самой сцены, размахивая поднятыми руками. В углу трутся задницами ребята из дискуссионного клуба, немного не попадая в ритм.

Я перевожу взгляд на Джареда. Он стоит на правой половине сцены, раскрасневшийся, ликующий. Лоб у него влажный, бас-гитара упирается в колено, выставленное вперед. Он раскачивается в такт нервным гитарным аккордам Брайса. Пот стекает с его бровей, веки трепещут. Я узнаю это гиперсосредоточенное выражение лица, которое появляется у него, когда он пытается решить задачу по геометрии или пробиться сквозь дебри трудной для понимания книги. Но сейчас его губы растягиваются в легкой улыбке. Для него это не работа. Это его жизнь.

Когда песня заканчивается, Джаред встряхивает волосами и вытирает лицо краем белой футболки. Он смотрит поверх ликующей толпы, обшаривая глазами зал. Его взгляд на миг задерживается на том месте, где стою я. Интересно, видит ли он меня сквозь яркий свет? Знает ли о том, что я здесь, что болею за него?

Прежде чем я успеваю ответить самой себе, они вступают с другой песней, такой же громкой и быстрой. «Гараж», словно надувной дом, расширяется и сжимается с каждым ритмичным движением ног. Деревянные половицы скрипят и прогибаются.

– Они порвали зал! – кричит Адам, перекрывая грохот музыки. Его голос, теплый и влажный, врывается мне в ухо. – Джаред потрясающий!

« Это точно» , – хочу я сказать в ответ. Его игра действительно впечатляет. Но сейчас у меня перед глазами только Никки и Квентин, которые танцуют вместе в углу, подпевают музыкантам, зная наизусть тексты песен, которых не знаю я, и мне даже не предложили их выучить. Я невыносимо скучаю по ним, как по Шайле, но страдаю еще больше, потому что они здесь, в другом конце зала.

– Мне нужно на воздух! – кричу я Адаму. И выжидаю немного, надеясь, что он последует за мной, но нет. Он лишь кивает мне, не сводя глаз со сцены, потрясая кулаком в воздухе.

Я протискиваюсь сквозь море потных тел к боковому выходу и толкаю плечом тяжелую металлическую дверь. Ледяной ветер едва не сбивает меня с ног, хлещет по лицу и треплет волосы. Но я наконец-то снова могу дышать. Я свободна. Я прислоняюсь спиной к кирпичной стене и поднимаю голову, выискивая глазами Овна. Я мысленно вычерчиваю его рога и воображаю, как он бодает других ночных странников, скачущих по небу. Мои пальцы коченеют от холода, но мне все равно. Приятно не чувствовать их, позволить чему-то онеметь.

Я недолго остаюсь одна. Дверь распахивается, и в переулок вырывается грохот музыки. Гитарные аккорды разносятся в ночи.

Никки выныривает из темноты, топая по замерзшему асфальту дизайнерскими черными армейскими ботинками. Я прижимаюсь к стене, надеясь, что она меня не видит.