Ирина Градова - Вольер

Это было последнее, на что Диана обратила внимание в травмпункте. Впереди ее ожидала встреча с Владимиром. Она завязала шарфик получше. Где-то глубоко внутри она обожала смотреться в зеркало. Это было единственным доказательством ее существования для нее самой. Более того, без зеркал люди практически не существуют, как она полагала. Без зеркал мы не просто не имеем понятия, как выглядим, какого цвета глаза и какой формы нос, мы можем еще и потерять свою личность.

Микулин сидел в машине возле Центральной площади. Диана залюбовалась джипом. Когда она разбогатеет, купит себе такой. Нет, лучше купить жилье в самом удаленном от Смолиных месте. Где-нибудь в горах за границей. На швейцарское шале можно не замахиваться, а вот на полуподвальную хибару в Андах вполне.

– Привет, – помахал ей Владимир из окошка. Диана улыбнулась и тоже помахала. Затем села в машину.

– Жизнь в норме?

Диана кивнула. Владимира не смущало то, что она практически не разговаривала. Когда от слов было не отвертеться, она говорила довольно тихо. Чтобы он помнил, какой ценой даются ей разговоры после того, как младший брат в четыре года подкрался к ней, к спящей, и располосовал ее горло ножом. Это была официальная версия шрамов для Микулина. Для остальных была разработана версия автоаварии за городом и о том, как первую помощь оказывали местные жители, которые не упустили случая помародерничать. Эта версия была удобна тем, что давала понять, будто Диана когда-то покидала пределы Комаровска, пусть и не удачно.

– Куда поедем? В парк? Да? Пристегивайся.

В понимании обычного человека и Владимира Микулина в частности это было обычное свидание с прогулками, поцелуями и блужданием по парковым дорожкам. В понимании Дианы дела обстояли совсем не так. И когда они расстались через два с половиной часа, она первым делом тщательно вытерла губы, превозмогая желание протереть их дезраствором.

* * *

Стасу приснилось двадцать восьмое мая предыдущего года. Это было мерзко. Это было жизненно. Сон был основан на реальных событиях, о которых все хотели забыть. Зло, еще ходячее, устроило не день, а сущий ужас. Хуже, чем обычно. Стас проснулся в холодном поту, тягучая слюна заполнила рот. Он сел и протер глаза. Было еще темно.

Он лег, и голова коснулась мокрой подушки. Сердце колотилось, еще пять минут, и его можно будет искать на полу. Все, бояться нечего. Он прислушался – все спали.

Чертова старуха даже после смерти не давала спокойно жить. Ей уже не отомстить, она гниет в земле, ее пожирают черви. Хоть кому-то от нее польза и радость. Стас вновь сглотнул, теперь во рту пересохло, и он тихо пошел на кухню глотнуть воды.

Стало немного холодно, зато сонное наваждение улетучилось. Он постоял, попил воды, посмотрел в окно. Что бы сделать, чтобы избавиться от этого наследия? Как стереть себе память он понятия не имел. А как отомстить бабке? Разве что испоганить ей могилу. Ей ничего, а сердцу приятно. Как же он раньше не додумался? Решено: он займется этим уже на днях.

* * *

Горы хлама из Музея сильно поредели. Холодильники, несмотря на сопротивление Эльвиры, вышвырнули, шкафы-кровати тоже, а их содержимое полетело в помойку в первую очередь. Но оставались еще реликвенные вещи культового дедушки, как-то: недопитая бутылка водки, четыре фуражки, трухлявые документы, из которых было ясно только имя дедушки (Николай), а также брошенный кому-то в тупую башку томик воспоминаний маршала Жукова. Он пролежал на полу нетронутым с момента смерти владельца. Надо признать, сам Музей и его убранство были шедевром культа личности. Личность была так себе, но это несущественно.

Теперь настала очередь дедушкиного хлама, и только путем избавления от него удалось бы докопаться до последнего слоя забитых шкафов. Но Смолины так и не могли прийти к согласию, зачем вообще освобождать эту комнату. Кто в ней будет жить? Это была единственная комната без смотрового небьющегося окошка в двери. Заветная добыча для каждого.

– Я не могу жить с девчонками, – заявил Стас. – Они противные и вечно дерутся со мной.

– Я не могу жить с этим бараном, – сказала Лидия и кивнула в сторону брата. – Он вечно ерундой страдает, а мне терпеть. И деньги клянчит.

– Коза тупая! – рявкнул брат и треснул ее по спине пудовым кулаком. Лидия покачнулась. Эльвира с размаху приложила сына какой-то доской по голове. Инцидент был исчерпан. Культура в ребенка вбита.

– Может, мы займем эту комнату? – спросил Аркадий жену. Та пожала плечами.