— То есть на правила обращать внимание не стоит?
— Правила — в спорте. В жизни же — принципы поведения, ожидания, что ты будешь придерживаться этих принципов. Принципы поведения плюс ожидания в сумме правила и есть.
— И как же мне поступать? Плевать на ожидания?
— Выбирай принципы поведения в зависимости от собственных потребностей. А на ожидания, да, наплюй.
— Я не узнаю тебя. И это говорит человек, который гордится тем, что он — образцовый гражданин?
— Это говорит во мне отец. Когда во мне говорит отец, гражданин во мне молчит.
— Пап, твои изречения — это такой своеобразный чайник для кипячения чужого разума, да? Тут живешь, живешь по общепринятым идеям, а потом ты — раз! — и поломал все мировоззрение. Очень любишь ты, пап, все опровергать, а у меня потом в голове кипит и разлад в мыслях.
— Это еще что… Хочешь, я тебя по-настоящему огорчу? Ты иногда грешишь враньем. Любишь переложить вину за неуспеваемость с себя на якобы плохо относящихся к тебе учителей или шумный класс, который наказывают скопом, а ты вроде как просто попадаешь «под раздачу». Дети наивно полагают, что взрослые не видят, когда они врут. Дети не понимают, что обмануть взрослых нелегко: те ведь сами были детьми и только делают вид, что их провели. Так вот, знай — когда я верю тебе, я просто даю себя провести…
Прямолинейности отцовских суждений была под стать и прямолинейность его действий. Миллер-старший частенько останавливался на перекрестках и, обращаясь к шарахающимся прохожим, восклицал:
— А вы не боитесь, что то, что вы видите в постапокалиптических фильмах, может стать реальностью? Что?! Вы мне рот не затыкайте! На правду глупо обижаться, хотя, конечно, она бывает такой, что ее сразу и не проглотишь. Потому ее и выплевываешь — горькая же. Что, не нравится моя правда? Я лишь описываю настоящее и будущее. Если вам не нравится будущее, которое я предрекаю, чего же вы его создаете? Боитесь? А что вы делаете для того, чтобы это будущее не случилось? А ничего вы не делаете! Ха-ха-ха! Ни-че-го-о!
Не остались в стороне от внимания отца и возможности достучаться до людей, предоставляемые его главным врагом — компьютером.
— А что плохого в интернете? — бывало, говаривал Тед. — Благодаря интернету твое дерьмо разносится по всей планете. Ой, я хотел сказать, твой голос будет услышан повсюду.
— Ты все правильно сказал, сынок. Перевирать свои слова не стоит. Ведь ты посмотри: люди вконец ожесточились. Исходя из комментариев на новостных форумах мне иногда кажется, что после публикации статей их предлагается не «обсудить», а «осудить». Буду разговаривать с людьми в интернете.
Однако здесь отца ждало фиаско. Его отношения с компьютерными технологиями совершенно не ладились, словно компьютер был живым существом, ощущавшим источаемую Миллером-старшим неприязнь.
Как-то Тед застал отца стоящим на коленях перед компьютером и громогласно кричащим в монитор:
— А… значит, для тебя мой запрос недостаточно хорош, да? Мне, может, на колени встать, чтобы ты, тварь, его удовлетворил? Встать? Ну?! Я на коленях!
Тед прокрался на цыпочках за спину отцу и взглянул на экран, где высветилась надпись: «Некорректный запрос: недопустимое имя узла».
И все же отец оставался для Теда самым почитаемым авторитетом. При любых моральных дилеммах он в первую очередь обращался к нему.
— Стоит ли судить о человеке по его прошлому? — спрашивал он Миллера-старшего. — Или же стоит судить о нем по его настоящему?
— О человеке стоит судить по его принципам, а даже не поступкам. Мы не всегда знаем, что стоит за поступками, пусть они и вызывают у нас резкое отторжение. Но что если это поступки человека, принципы которого нам близки?
— Значит, осуждать нельзя?
— Если ты имеешь в виду, нужно ли публично высказывать свое мнение, то это твое личное дело. Но даже если ты от этого и воздержишься, как удержаться от того, чтобы не осуждать человека в душе?
— Мне просто не по себе от мысли, что каждый человек судит обо мне, пропускает сквозь призму своих взглядов и пристрастий, как какой-нибудь фильм: нравится — не нравится. А многие — так и вовсе осуждают, пусть и держат свое мнение при себе.
— Конечно, хорошо, что мы не ощущаем все это физически, иначе гнет суждений был бы способен запросто расплющить нас тяжелой подошвой своего омерзительного кованого ботинка.
— Вообще-то, пап, я был бы не против, если бы суждения других как-то могли воздействовать на нас физически. Только, чур, чтобы так могли воздействовать лишь положительные суждения.
Читать дальше