Наталия Антонова - Выстрел в ночи [litres]

Женщины вошли в вестибюль, где предъявили билеты, и отправились дальше. Вскоре цокающее эхо их каблучков заглушил мягкий ковер, устилающий лестницу, ведущую на второй этаж. Сегодня выставка проходила в верхнем зале.

– Андриана, а что ты сейчас читаешь? – спросила Леокадия.

– Рекса Стаута «Слишком много женщин»…

– Опять детектив, – фыркнула, перебив ее, Лео, – ты все еще влюблена в толстяка Ниро Вульфа?

– Нет.

– О! Наметился прогресс, ты переключилась на Арчи Гудвина?

– Нет.

– Неужели ты запала на зануду Крамара? – сделала Леокадия большие глаза. – Но учти, он женат.

– Нет и еще раз нет! – Андриана чуть не притопнула от досады ногой. – Если я там во что-то и влюблена, кроме таланта автора, то только в орхидеи!

– Ха! – выдохнула Леокадия и не заметила, как попала в собственную ловушку.

– Ты все время твердишь, что не читаешь детективы, – ледяным голосом проговорила Андриана, – но откуда ты тогда так хорошо знаешь персона– жей?

– Читала в юности пару детективчиков, – пытаясь выкрутиться, пренебрежительно проговорила Леокадия.

– Гм, – насмешливо произнесла Андриана.

– А я читаю книгу Виктории Волгиной, – вступила в разговор Мила, скорее не для того, чтобы поделиться прочитанным, а с целью разрядить накалившуюся обстановку…

– А кто это такая? – спросила Леокадия с интересом.

– Это современная писательница, она тетя Мирославы Волгиной, того самого детектива, что помогла вырвать нашу девочку из рук незрячей Фемиды! – воскликнула Мила.

– Ты говоришь о богине правосудия так, словно это какой-то гоголевский Вий, я так и слышу: тащится каменная тетка топ-топ с завязанными глазами, в руках весы, и кричит: «Поднимите мне веки! Хочу узреть проказницу Виолетту!»

– А что, – сердито ответила Мила, – иногда и Фемиде следует приоткрыть глаза. А то вокруг бог весть что творится.

– Я ничего не могу сказать о Виктории, – проговорила Андриана, – но после похвалы Милы обязательно стану ее читать. А вот Мирослава – детектив от бога!

– Ага, – хмыкнула Лео, – это она тебя толкнула на скользкую дорожку.

– На какую еще скользкую дорожку? – обиделась Андриана.

– А как же! Не познакомься ты с ней, не стала бы записываться в сыщицы, а сидела бы дома и вязала кружева, как Мила.

– Или, распушив хвост, – невозмутимо ответила Андриана, – бегала бы по мужикам.

– У меня не мужики, а поклонники! – отрезала Леокадия.

– Девочки! Не ссорьтесь, – жалобно попросила Мила.

– Ладно, – сказала Лео, – мир, дружба, шоколадка «Россия щедрая душа». – При этих словах она вытащила плитку темного шоколада и разломила ее на три части, одну оставив себе, а две отдав подругам.

– Лео, а ты не знаешь, отчего скончался этот художник? Ведь он вроде был не старый? – спросила Мила.

– Сорок четыре года. Его застрелили из обреза охотничьего ружья.

Андриана встала как вкопанная. Ей показалось, что ее ударили по голове пыльным мешком.

– Что с тобой? – удивилась Леокадия. – Ты чего так побледнела?

– Нет, ничего, – пролепетала Андриана Карлсоновна, – просто это так неожиданно.

– По-моему, в твоих детективах и не такое случается.

– Ты права, – тихо отозвалась Андриана.

– Поэтому я их и не читаю, берегу нервы.

– Тогда почитай Юзефа Крашевского, – машинально проговорила Андриана.

– Кто такой? Почему не знаю?!

– Это польский писатель девятнадцатого века. У него и любовь, и история. Я прочитала у него «Графиню Козель» и «Брюль». Мне понравились эти романы.

– А они точно про любовь? – подозрительно спросила Лео.

– Точно.

– Но ты же любовные романчики не любишь, – ехидно заметила Лео.

– Ты верно выразилась – я не люблю любовные романчики, – невозмутимо отозвалась Андриана. – А это довольно серьезные исторические вещи, они расширяют кругозор.

– Кто такая графиня Козель?

– Несчастная любовница Августа II Сильного, короля Саксонии.

– И почему же она несчастная?

– Из-за своей гордыни, как я думаю, – ответила Андриана.

– А кто такой Брюль?

– Один прохвост при дворе Августа II и его сына. Выбрался из грязи в князи и стал первым министром короля польского и курфюрста саксонского Августа III.

– Понятно, ты меня заинтриговала. Пожалуй, я тоже почитаю твоего Крашевского.

– Он не мой!

– Но ты же мне его порекомендовала, – безмятежно отозвалась Леокадия.

– Между прочим, – сказала Андриана, – Крашевский внесен в Книгу рекордов Гиннесса как «чемпион эпохи гусиного пера».