Алан Брэдли - Сорняк, обвивший сумку палача

Когда мы вошли, Руперт был на середине маленькой лестницы, ведущей на сцену. Матт стоял в центре зала, положив руки на бедра. Никто, похоже, нас не заметил.

— О, прекрати, Руперт. Тони имеет полное право указать тебе, когда ты переходишь черту. И внемли мне, Руперт, на этот раз ты действительно переступил черту, и весьма. Все это очень хорошо — разворошить осиное гнездо и затем уклониться от критики, отправившись давать уличные представления. Так ты всегда поступаешь, верно? Но на этот раз ты как минимум обязан вежливо выслушать его.

— Я не должен Тони даже куриную гузку.

— Здесь ты ошибаешься, старик. Из скольких переделок он тебя вытаскивал?

Руперт ничего не говорил, пока Матт загибал пальцы.

— Что ж, посмотрим: маленький инцидент с Марко. Затем еще один с Сандрой Пэйсли — мерзкое дельце. Потом дельце со Спаркманом и Блонделем — это обошлось «Би-би-си» в приличную сумму. Не говоря уже о…

— Заткни глотку, Матт!

Матт продолжил считать:

— Не говоря уже о той девушке в Бэкенхеме… как бишь ее? Лулу? Лулу, бога ради!

— Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Руперта охватил сильный приступ ярости. Он слетел со ступенек, скобы на его негнущейся ноге жутко клацали. Я глянула на Ниаллу, которая внезапно побледнела и неподвижно застыла, как гипсовая Мадонна. Ее рука была около рта.

— Садись в свой чертов «ягуар», коротышка, и убирайся прямо в ад! — зарычал Руперт. — Оставь меня в покое!

Матт не испугался. Даже несмотря на то, что теперь они оказались нос к носу, он не отступил на ни дюйм. Вместо этого он снял воображаемую нитку с рукава своего пиджака и сделал вид, что наблюдает за тем, как она планирует на пол.

— Я не на машине, старик. Приехал на поезде. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что «Би-би-си» урезает издержки из-за фестиваля Британии [44] Фестиваль Британии — выставка национальных достижений, проводившаяся в мае 1951 года в Лондоне и по всей Британии и призванная стать, по словам ее организатора Герберта Моррисона, «тонизирующим средством для нации» после войны. в следующем году, и всякое такое.

Глаза Руперта расширились, когда он заметил Ниаллу.

— Кто тебе сказал, что мы здесь? — завопил он, тыкая в нее. — Она?

— Тише, тише, — сказал Матт, в первый раз повышая голос. — Не обвиняй Ниаллу. На самом деле это была миссис Какая-то в Бишоп-Лейси. Ее сын видел ваш фургон около церкви и помчался стремглав домой сказать мамочке, что перестанет дышать и лопнет, если «Кукол Порсона» не позовут на его день рождения, но, пока он приволок ее сюда, вы уже ушли. Она совершила междугородний звонок в «Би-би-си», и коммутатор переключил ее на секретаря Тони. Тони сказал мне быстро ехать и добыть тебя. И вот он я. Конец рассказа. Так что не вини Ниаллу.

— Все подлизываешься к Ниалле, да? — продолжал кипеть Руперт. — Шныряешь тут…

Матт положил ладонь на грудь Руперта.

— И раз уж мы заговорили об этом, Руперт, я могу сказать тебе, что, если ты еще хоть пальцем ее коснешься, я…

Руперт грубо оттолкнул руку Матта.

— Не угрожай мне, ты, мерзкая маленькая улитка! Если тебе дорога жизнь!

— Джентльмены! Джентльмены! В чем дело? Прекратите немедленно!

Это был викарий. Он стоял в открытом дверном проеме, темный силуэт на фоне света дня.

Ниалла проскользнула мимо него и убежала. Я быстро последовала за ней.

— Дорогая леди, — произнес викарий, протягивая гравированную медную коллекционную тарелку, — попробуйте сэндвич с огурцом и салатом-латуком. Говорят, это замечательно успокаивает. Я сам их сделал.

Сам сделал? В доме приходского священника объявлена хозяйственная война?

Мы опять были на церковном кладбище, довольно близко к тому месту, где я впервые увидела плачущую Ниаллу, лежащую на надгробии. Неужели это было лишь два дня назад? Казалось, минула вечность.

— Нет, благодарю вас, викарий, — сказала Ниалла. — Я более-менее в порядке, и мне надо работать.

Обед был испытанием. Поскольку окна зала были закрыты тяжелыми затемняющими гардинами по случаю представления, мы сидели почти в полной темноте, пока викарий суетился с сэндвичами и кувшином лимонада, которые он, должно быть, наколдовал из воздуха. Ниалла и я сидели в одном конце первого ряда стульев, а Матт — в противоположном. Руперт незадолго до этого исчез где-то за сценой.

— Скоро нам придется открыть двери, — сказал викарий, отодвигая край гардин, чтобы выглянуть на улицу. — Наша публика уже начала собираться в очередь, их карманы полны монет. — Он посмотрел на часы. — Занавес поднимут через девяносто минут! — крикнул он, сложив ладони домиком. — Девяносто минут!