Олег Шмелев - Три черепахи - Повесть. Скатерть на траве - Роман

Ну вот… С тех пор мы с Сашей встречались редко, а к ним я вовсе перестала ходить. Но один раз, на его день рождения, двадцать пятого сентября, зашла поздравить, вечером. Еще светло было, а в квартире уже дым коромыслом. Дверь мне открыл красивый молодой человек — он только и был трезвый, а остальные за столом ну как последние пьянчужки. Их там человек двенадцать было, шесть пар. Девицы совсем зеленые, возраста Лены. И Саша с такой же в обнимку сидел. И Лена присутствовала. А мужчины все гораздо моложе брата.

Поглядела я, вижу — Саша едва меня узнал. Ухмыляется, а встать со стула не может. Положила я хризантемы на тахту и ушла. Горько было — невыносимо… Безобразно… Тамару-то мы схоронили в июне, вот в такой же солнечный день, как сегодня.

После этого я его долго не встречала. Потом перед Октябрьским праздником столкнулись в универмаге, в парфюмерном отделе, он духи покупал и был вроде бы в порядке. Извинялся, что еще долг не отдал. А под Новый год забежал ко мне на минуту. Очень вальяжничал. В дубленке, в новом костюме и чуть под хмельком. Долг принес. Я говорила — могу и подождать, но он деньги на стол бросил.

Вот, пожалуй, и все. Больше мы ни разу не разговаривали. Так, на улице иной раз встретимся… «Как живешь?» — «Ничего…» И разойдемся.

Он даже внешне стал неузнаваем. Костюмы на заказ. Какая-то лихость в лице. А впечатление жалкое…

— Что я могу сказать об отце? О мертвых — или ничего, или только хорошее.

— Меня интересуют последние три года. Кажется, он сильно изменился…

— Ничего удивительного. Он безумно любил маму… Ее смерть была большим ударом.

— А в чем это выражалось?

— Пить стал.

— И все?

— Ну сами понимаете, где гулянка — там женщины.

— Вы знали его знакомых?

— Кое-кого видела.

— Что это были за женщины?

— Молодые.

— Вы не пробовали его образумить?

— Это было бы бесполезно.

— У него, если мне не изменяет память, день рождения — двадцать пятое сентября?

— Да.

— Простите, нескромный вопрос: тогда, в семьдесят девятом, вы ведь этот день тоже отмечали?

Пушистые ресницы едва приметно дрогнули.

— Вы уже разговаривали с моей очаровательной тетей?

— Разговаривал.

— Да, отмечали. Не очень-то весело, правда.

— Слава Коротков тоже был?

— Да.

— Между прочим, вы не знаете, как он познакомился с вашим отцом?

— Понятия не имею.

— Отец никогда ничего об этом не говорил?

— С какой стати ему об этом говорить?

— А вы, если не секрет, как относитесь к Короткову?

— Нормально. По-моему, очень приличный человек. Самостоятельный.

— Еще более нескромный вопрос: он за вами не ухаживал?

— Кажется, на такие вопросы можно и не отвечать?

— Не только на такие.

— Ну хорошо. Он учил меня водить машину. И вообще, мы дружим на автомобильной почве… Но какое все это имеет значение? Отец мертв.

— Поверьте, мне самому неприятно ворошить прошлое, вторгаться в вашу личную жизнь. Но необходимо кое-что прояснить. Служба обязывает.

— Прояснить, чтобы бросить тень на отца?

— Вы вначале сказали, что о мертвых или — или… Но есть и другая поговорка: мертвые сраму не имут.

— Мне дорого доброе имя моих родителей.

— Понимаю ваши чувства… Ваш отец, кажется, не очень беспокоился о своем добром имени, но мне не хотелось бы на него покушаться. Вы постарайтесь войти в мое положение. Поверьте, я спрашиваю вас не из праздного любопытства. Существует некая истина, до которой я должен добраться.

— Ничего не имею против.

— Благодарю вас… Так вот, скажите, пожалуйста, кого отец считал своим лучшим другом?

— У него не было друзей отдельно от мамы.

— Мы говорим о последних трех годах. С кем он чаще всего встречался?

— Откуда мне знать? Гости у нас бывали редко.

— А в тот раз, на дне рождения, кто еще был, кроме Славы Короткова?

— Не помню.

— Но все-таки… Вы так молоды… Неужели память уже отказывает?

— Три года прошло… Были какие-то совершенно незнакомые мне люди.

— А Слава с кем?

— Можете записать — он был ради меня.

— Вы же видите — я ничего не записываю. Отец ваш, кажется, испытывал тогда материальные затруднения?

— Я всегда говорила, у моей тетушки язык как помело. Ничего не скажешь, героический подвиг — дать родному брату взаймы полтысячи.

— У меня не осталось впечатления, что она этим хотела похвалиться.

Пушистые ресницы широко распахнулись.

— А у вас, товарищ Синельников, нет такого впечатления, что вы копаетесь в старом, грязном белье?