Софья Шапошникова - В погонах и без погон

- Ты и на войну меня не пустила бы? - неприязненно спросил он однажды.

- Там - враг, которого нужно прогнать со своей земли. Прогнать - и будет мир. И жизнь. А здесь это нескончаемо!

- Тебя пугает, что дел много?.. А ты не заметила, что почти все дела - мелкие. Ты смотри, Кируша: преступных группировок в районе уже нет - это раз. Подростков, которые воруют, всех и сразу берем на учет - это два. Тех, кто толкает на воровство,- тоже. А вот до тех, кто знал, да молчал и руку не отвел - до тех у нас самих еще не дошли руки. Дойдут!..

- На войне - все, - задыхаясь от обиды «а него и на него, пыталась доказать Кира. - А тут - все в стороне и только ты, такие, как ты…

- Знаешь, - сказал он жестко, - в парке, на озере, изнасиловали и убили девочку. Она звала на помощь, но те, кто слышал, рассуждали, как ты: почему я, именно я? Пусть кто-то другой…

Так они ни до чего не договорились тогда. Только вернулись домой, за Вадимом приехали. Двое суток его не было.

- Но ты мог сообщить! - кричала она. - Меня успокаивали:ты в командировке, но ведь я думала - тебя уже нет!.. Я больше не могу так, я с ума сойду!

Ему было совестно признаться, что за эти двое суток без минуты сна он ни разу не вспомнил о ней. И пока она кричала, он сидя заснул, не успев снять мокрый, покрытый комьями грязи плащ.

…Кира сидела в кабинете, опустив голову на руку, и на столе перед ней лежала история болезни мальчика Гриши, в которой она только что дописала последнюю строчку.

- Кира Леонидовна, из милиции!..

Мгновение Кира смотрела на сестру так, словно то, что она сказала сейчас, было невероятно. Выбежала в коридор и увидела Цуркана.

- Здравствуй, Кира!

- Ты один, Павлик?..

Он кивнул на рослых, как на подбор, парней, надевавших белые халаты, шепнул:

- На опознание привел.

Она переспросила, не отдавая себе отчета в том, что говорит:

- Так ты один, значит?..

Повернулась и пошла в кабинет, прикусив губу до крови.

Потом она вбежала к шефу и запальчиво заявила, что завтра на работу не выйдет, у нее отгул, и шеф изумился ее горячности и не понял, почему она так говорит. Ему было известно: в праздничные дни Ива-кина нередко подменяет дежурных врачей и потом берет отгул…

Кира тащила саночки, ни разу не оглянувшись, словно забыв, что в саночках Алька.

Он долго терпел одиночество и наконец не выдержал, окликнул ее, спросил:

- А почему собаки быстрее нас бегают и не поскальзываются? Потому что у них четыре ноги?

- Молчи, Алька. Застудишь горло.

- А как они не перепутывают, которую ногу раньше ставить?

Кира остановилась, нагнулась, натянула красный вязаный шарф на Алькин рот.

Алька немедленно сбросил рукавичку, оттянул шарф.

- Когда я дышу, у меня на шарфе снег делается.

Кира рывком натянула шарф снова, надела рукавичку на теплую Алькину руку, но поскользнулась и едва не упала. Расчищенная дорожка кончилась.

Теперь Кира шла медленно, проваливаясь в рыхлый снег и с трудом преодолевая его сопротивление. Порывами налетал ветер, колко дышал в лицо, шумел высоко в тополях и стихал, чтобы спустя несколько минут налететь снова.

Она оставила Альку возле магазина.

Постояла в очереди, купила молоко, творог и сметану и, нервничая, что получилось долго, выбежала к сыну.

- Не замерз?

- А я знаю, почему, - сказал Алька. - У них ноги мохнатые. Купи мне, мама, меховые сапоги.

Кира не поняла, о чем он говорит, но допытываться не стала. Ответила на его последнюю фразу:

- Меховых сапог не бывает.

- Нет, бывают. У тети Оли меховые.

Кира положила корзину с покупками в санки, сказала сыну:-Придерживай, - и заспешила домой.

У своего подъезда остановилась.

- Вылезай, Алька.

- А я еще гулять хочу, - сказал он, и красные губы его дрогнули.

- У меня нет времени.

- Неправда, у тебя отгул.

Она нагнулась, выдернула Альку из санок (зазвенели молочные бутылки). Раздражение уже овладело ею, но она заставила себя пошутить:

- Как репку.

Алька шутки не принял.

- Я гулять хочу, - трубным голосом проговорил он.

Кира подхватила одной рукой саночки и корзинку, пальцами другой, как крючком, зацепила красный Алькин шарф и потащилась по лестнице. Алька сопел все громче, все решительней, и она закричала, словно он был далеко и плохо слышал:

- Если ты сейчас же не прекратишь, я запру тебя одного и уйду! Так и знай!

Алька затаил дыхание. Рев был предотвращен. А когда дома начала раздевать сына, увидела светлые полоски слез на его лице и мокрые смородиновые глаза.