Лиза Марклунд - Прайм-тайм

«What’s wrong with you?» [16] Что с тобой? ( англ .)

«This is outrageous! I’m here to let you know that your car is here, and you insult me! Do I have to call security to get you out?» [17] Это возмутительно! Я хотела сообщить тебе, что пришла твоя машина, а ты оскорбляешь меня! Мне нужно позвать охрану, чтобы выставить тебя отсюда? ( англ .)

«Какую охрану? Здесь нет никакой охраны».

– Это Мишель, – сказала Анника.

Лента продолжала вращаться: грохот, что-то упало, снова мужской голос:

«Is she always like this?» [18] Она всегда такая? ( англ .)

«Well yeah, now you know what I mean?» [19] Ну теперь ты понимаешь, что я имею в виду ( англ .).

Хихиканье, мужчина на ленте произнес что-то невнятно, женщина, вероятно Карин Беллхорн, начала кричать:

«Get out! Get out!» [20] Вон! Вон! ( англ .)

Анна Снапхане кивнула, белая как мел.

– Позвони комиссару.

Грохот, крик, снова грохот и шум ветра.

«John! Wait!» [21] Джон! Подожди! ( англ .)

«Ты побежишь за ним? Возьми себя в руки. Пора прекратить унижаться».

Мужской голос на дальнем плане:

«…Crazy bitches…» [22] …Чертовы сучки… ( англ .)

«Черт побери! Почему ты отправила его отсюда?»

«Возьми себя в руки…»

«…И что ты здесь делаешь, зачем приперлась?»

– Это она, – сказала Анна тихо. – Иди и звони. Прямо сейчас.

Они переглянулись, и каждая увидела собственный ужас, отразившийся на лице подруги.

Анника поднялась, чувствуя необычайную легкость во всем теле, вышла в коридор. Технический персонал готовился к прямому эфиру из конференц-зала. Несколько журналистов уже пришли, снимали верхнюю одежду. Анника остановилась, попятилась, открыла дверь запасного выхода и оказалась на винтовой лестнице. Ветер с воем набросился на нее, наигрывал мелодии через отверстия в металле.

– У меня нет времени, – буркнул комиссар, когда он наконец ответил.

– Убийца – Карин Беллхорн, – сказала Анника. – Анна Снапхане нашла кассету, которая доказывает это.

На другом конце линии на несколько секунд повисла тишина.

– Ты уверена?

– Я не слышала всю запись, но Карин находилась в автобусе.

– Что это за кассета?

– Внутренние переговоры в передвижной телестудии за весь вечер, микрофон видеорежиссера оказался включенным.

– Почему ты думаешь, что это сделала Карин Беллхорн?

– Она ругалась с Мишель после трех ночи.

– Это наверняка произошло до убийства. Там слышен выстрел?

Анника молчала, смущенная.

– Я не знаю, не слушала все. Что Карин сказала вам?

– Мы допросили ее, поскольку Джон Эссекс сообщил, что она находилась в автобусе. Она призналась, что была там, но, по ее словам, ушла задолго до трех. Зато она видела Анну Снапхане снаружи, когда возвращалась в свою комнату.

У Анники перехватило дыхание.

– Это неправда, – сказала она. – Это не могла быть Анна.

Голос комиссара стал сухим:

– Мы исключили всех подозреваемых, кроме троих. Карин, Анны и Джона. Из них самым трудным оказался допрос Анны, она хитрила больше всех, больше всех лгала. Кроме того, продемонстрировала массу физических симптомов, которые выглядели дьявольски подозрительно: потела и теряла сознание.

– Она же ипохондрик, верит, что вот-вот умрет, – сказала Анника, дрожа и страдая от удушья. – По-твоему, я стала бы защищать убийцу?

Полицейский не ответил, предпочел оставить скепсис при себе.

– Что говорит Карин? – спросила она.

– Она забрала Эссекса, и они покинули автобус вместе.

– А что говорит он?

– Не помнит. Вообще был дьявольски высокомерен. Ты хочешь сказать, что Карин Беллхорн осталась в автобусе после того, как Эссекс вышел?

– Именно так.

Комиссар молчал несколько мгновений.

– Где я могу получить эту ленту?

– На «Зеро Телевидении». Я сейчас там. У них через несколько минут начнется что-то вроде пресс-конференции и встречи, посвященной памяти Мишель.

– Карин тоже там?

– Я видела ее полчаса назад.

Комиссар прервал разговор.

Анника постояла еще несколько минут, ветер трепал ей волосы, как бы лаская и успокаивая.

Кладбище Марии Магдалины утопало в солнечных лучах, хотя они вряд ли принесли с собой много тепла. Ветки деревьев вздрагивали и прогибались от каждого нового порыва штормового ветра, пытавшегося сорвать с них зеленый наряд.

Томас, еще до конца не пришедший в себя после утренней встречи, стоял у окна. Он пропустил обед, выпил три банки колы и бутылку минеральной воды. Переживания не лучшим образом сказывались на кишечнике.

Как получилось, что его жизнь стала напоминать дурной сон? Почему он потерял способность ценить самое важное и уникальное в ней? Не мог больше смотреть на Аннику и детей таким же образом, как раньше? И с чего вдруг стал воспринимать Элеонору как идеал женщины?