Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Ингрэм оторвался от насоса.

— А об этом обязательно рассказывать? — спросил он.

Женщина задумалась. У нее всегда было слабое представление о терапевтической пользе катарсиса или исповеди, а битье в грудь и крики о признании своей вины она считала более вульгарными, чем эксгибиционизм. Совершила грех — так и живи с ним. И не надо никого в него посвящать. Но с другой стороны, если ты поставила другого на край гибели, то по крайней мере объясни ему, почему и как это произошло.

— Вы же хотели все понять, — резко ответила миссис Уоринер. — Разве не так? Я никогда не питала особой любви к эвфемизмам и привыкла все называть своими именами. Если я ответственна за жизнь другого человека, то я от него ничего не скрываю.

— Понимаю. Но я никак не могу поверить, что вы могли сделать что-то плохое.

— Спасибо, мистер Ингрэм. Вы очень добры. Однако вы не знаете, что здесь произошло.

— Да, пока не знаю, — сказал Ингрэм и продолжил качать воду. — Но, судя по всему, ваш муж боялся не только вас и Белью. Скажите, почему его так пугала вода?

— Да потому, что он считал, что мы его утопим.

Ингрэм покачал головой.

— Нет, здесь не все так просто, — произнес Ингрэм и рассказал, какими глазами смотрел Хью на тонущую бутылку.

— Все правильно, — кивнув, ответила женщина и, помолчав несколько секунд, продолжила: — Не уверена, что я смогу вам все объяснить, но думаю, что страх быть утопленным довел Хью до настоящей фобии. Вы конечно же знаете, что такое акрофобия?

— Да. Это боязнь высоты. Но она ничего общего не имеет с боязнью воды.

— Знаю. Но в нашем случае, видимо, имеет, — ответила миссис Уоринер и кивнула на море. — Когда вы смотрите вон туда, то ничего, кроме бескрайней глади, не видите. Под нами двухмильная толща воды, но мы, даже плавая в ней, об этом не думаем. Не думаем даже тогда, когда нам сводит ногу. Нет никакой разницы в том, где тонуть, на глубине в семь футов или в семь миль. Вы осознаете только, что вы в воде. Думаю, что Хью видит себя в воде и представляет дно, которое находится под ним на расстоянии нескольких тысяч футов. Вот вам и акрофобия. Как я уже говорила, это только мое предположение. Но как еще объяснить тот ужас, который каждый раз испытывает Хью, когда видит какой-нибудь тонущий предмет? Для него этот предмет не тонет — он падает. И как всем, кто страдает акрофобией, ему кажется, что он тоже падает с этим предметом.

Ингрэм, не совсем уверенный в правоте слов миссис Уоринер, покачал головой.

— Да, но ваш муж не всегда же был таким? — спросил он.

— О нет. Хью — отличный пловец. К тому же еще и аквалангист. Впервые такое случилось с ним лишь десять дней назад. И все из-за того, что мы ему сделали. Поэтому вы должны понять, что произошло до этого и какая на нашей яхте возникла ситуация. Для краткости можно сказать, что здесь произошел взрыв. Хочу отметить, что никто из нас толком не знал, как управлять яхтой. Представляете себе: четверо в океане и ни у одного нет навыков мореплавания?

— Да, это ровно в четыре раза хуже, чем если бы на вашей яхте был всего один человек, — заметил Ингрэм. — И что же, никто из вас так и не взял управление судном на себя?

— Нет. После того как все у нас пошло наперекосяк, Хью, как законный владелец «Орфея» и единственный из нас, кто хоть что-то понимал в яхтах, должен был стать старшим. Но разве способен он хоть кем-то командовать, спорить и брать на себя ответственность, если всю свою сознательную жизнь только и занимался тем, что ублажал опекавших его любовниц? У меня было незавидное положение влюбленной женщины, которая каждый день видит деградацию своего избранника, а поделать ничего не может и в конце концов совершает что-нибудь такое глупое и жестокое, о чем забыть невозможно. Не подумайте, что я собираюсь перед вами оправдываться. Так вот, слушайте, как все это произошло.

— Хью не давала покоя слава Гогена. Он мечтал уехать в Полинезию, чтобы, как и тот, сбежав от мирской суеты, поселиться на острове. Ему хотелось вести такой же образ жизни и создавать такие же шедевры. Мы вступили с ним в брак почти год назад, и произошло это в Европе. Хотя по поводу его затеи у меня и были большие сомнения, но я тем не менее дала себя убедить. Я всегда считала, что от так называемой «цивилизации» уже никуда не убежать. XX век не XIX, так что от нее не скрыться. Я была уверена, что, приехав в Папеэте, мы увидим там те же автоматические музыкальные автоматы, те же реактивные самолеты, которые способны доставить вас в любую точку света, услышим те же разговоры об атомной бомбе и в конце концов, ощутив потребность в красивой жизни, начнем делать всевозможные покупки. Кроме того, я сильно сомневалась, что там мы сможем продать нашу яхту. Однако мне хотелось, чтобы меня переубедили. Это, естественно, и произошло. Вы наверняка догадываетесь о некоторых причинах, побудивших меня согласиться с предложением Хью, но для ясности картины я все же о них вам расскажу. Я значительно старше Хью и, когда мы с ним встретилась, была вдовой, и довольно богатой. Как он выглядит, вы видели сами. Так что ситуация, казалось бы, сложилась предельно банальная. Но на самом деле все было совсем не так. Хью женился на мне вовсе не из-за денег. Мы действительно любили друг друга. Меня совсем не волновало, что думали о нас окружающие, и я хотела, чтобы Хью воспринимали таким, каким он был, а не каким казался. У меня есть небольшая, но очень хорошая коллекция картин, и я способна отличить талантливого художника от посредственного. Так вот, увидев работы Хью, я поняла, что он очень талантлив, и захотела ему помочь. Единственно, что я могла для него сделать, — это уберечь от назойливых опекунш от искусства.