Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Миссис Уоринер улыбнулась, но тут же погрустнела.

— Глупо задавать подобные вопросы молодоженам, — сказала она. — Жена ваша блондинка или брюнетка?

— Блондинка, — не отрываясь от насоса, ответил Ингрэм. — Или что-то вроде этого. Волосы у нее смешанного цвета: золотистого и рыжевато-коричневого. Можно сказать, что она светлая шатенка. Глаза — цвета морской волны, высокие скулы, очень стройная фигура, красивый загар. У нее одухотворенное, интеллигентное лицо, а ее выдержке и самообладанию можно позавидовать. Легко сдерживает эмоции, обладает чувством юмора. Если она решила стать моей женой, то последнее ей было просто необходимо.

— Ну, не надо на себя наговаривать, — сказала женщина. — У нее есть дети?

— Нет. То есть был сын, но он умер. От полиомиелита.

— Сожалею. Ребенок от первого брака?

— Нет, от второго. Первый брак у нее был несерьезным. Вышла она замуж во время войны. То есть Второй мировой…

— Спасибо за уточнение, — прервала Ингрэма миссис Уоринер, — но мне известно, о какой войне может идти речь. Продолжайте.

— Ей тогда еще и семнадцати-то не исполнилось, а он служил штурманом в военно-воздушных силах США. После войны муж вернулся обратно в свой медицинский колледж, а она стала работать. Жили они в сборном домике из гофрированного железа. Можете представить себе, что это такое. Они были слишком молоды для брака. Как я понял, муж особого рвения к учебе не проявлял и по всем предметам нахватал «хвостов». На этой почве начались ссоры. Долго это продолжаться не могло, и она уехала в Техас. Потом они оформили развод. Второе ее замужество — случай совсем иной. Развода не было: второй ее супруг погиб в авиакатастрофе.

— А сколько бы сейчас было ее сыну?

— Около двенадцати.

— Дети к ней тянутся?

— Не знаю, — ответил Ингрэм. — С ними ее я никогда не видел.

— Она человек чуткий, доброжелательный, способный к состраданию?

Заметив в глазах миссис Уоринер боль, Ингрэм понял, к чему она клонит.

— Жена очень чувствует чужую боль и всегда готова прийти на помощь. Вот только не знаю, проявит ли она все эти качества к вашему мужу после того, как он ее ударил.

— Не волнуйтесь, Хью быстро поймет, что она за человек. Он как рентгеновский аппарат. Только для этого ему нужно немного времени. А ваша супруга, если она такая умная, наверняка сумеет найти с ним общий язык. Вот только бы она не запаниковала.

— А почему он решил, что его задумали убить?

— Хью считает меня и Белью любовниками. Он уверен, что мы хотели избавиться от него и Эстель.

Миссис Уоринер даже не попыталась отвести от Ингрэма взгляд, и, когда произнесла эту фразу, глаза ее были абсолютно бесстрастными.

— Как ни печально, но основания для таких подозрений у него были, — продолжила она. — И в этом моя вина. Правда, еще недавно я во всех наших бедах винила Белью, но это только потому, что была сильно зла на него. Я, наверное, не меньше его виновна в том, что произошло с Хью.

Как ни трудно было Ингрэму в это поверить, но сидевшая напротив него женщина начинала вызывать у него симпатию. Ну что в том плохого, если она так откровенно говорит с ним о своих отношениях с мужчинами? Судя по всему, Уоринер ударил Белью из-за ревности.

— Послушайте, ваш муж достаточно взрослый или по крайней мере должен быть таким…

— Вся беда в том, — прервала его миссис Уоринер, — что ему не везло с теми женщинами, которые его привлекают и которых привлекает он. И что-либо изменить теперь уже слишком поздно.

— А что такое?

Женщина не ответила, и Ингрэму показалось, что она не расслышала его вопроса.

— Хороший вопрос, — после долгого молчания произнесла наконец миссис Уоринер, — и я на него вам отвечу. То, что произошло с Хью, я бы назвала трагедией. Объяснить это очень трудно, но я все же попытаюсь. Чтобы понять, почему с ним произошел нервный срыв, надо заглянуть в его прошлое. Представьте себе, мистер Ингрэм, такую ситуацию: Хью заподозрил, что Белью мой любовник, и решил, что мы оба настроены к нему враждебно. Он почувствовал себя очень одиноко. Рядом с ним не оказалось той женщины, на чьи колени он мог бы положить голову и которая смогла бы его утешить: сказать ему, что критики не правы, что банк просто забыл перевести деньги на его счет, что врач ошибся с диагнозом и что преподаватель, поставивший ему «неуд», предвзято к нему относится.

— Да, но он же не ребенок, а взрослый мужчина, — заметил Ингрэм.

— Верно. Пока вы ребенок, никакие проблемы вам не беспокоят: о вас заботятся родители и все вопросы за вас решают они. С годами против жизненных невзгод вы приобретаете нечто вроде иммунитета. Хотя иммунитетом это назвать трудно, скорее, вы приобретаете способность самому решать свои проблемы. А с Хью этого не произошло. И вот впервые за свои двадцать восемь лет он оказался с Тихим океаном фактически один на один. Даже без спасательного пояса, роль которого всю его жизнь играла его мать. Она для него — все. Он полностью зависел от своей матери и верил в нее как в Бога.