Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Вы были здесь? — подозрительно глянул Пахарь.

— Да. Накануне велено было пораньше придти.

— Кем велено?

— Хозяином. Александром Борисычем.

— А что за надобность?

— Сказали, что уедут.

— Куда?

— Я не знаю, — покачала головой Зинаида. — Мне не докладывают. У них свои дела.

— Так! И вы пришли пораньше, — вернулся в утро того загадочного дня Пахарь. — Тропаревы уехали на своей машине?

— Да.

— И про отпуск ваш еще речи не было?

— Не было.

— Дальше! — потребовал Пахарь.

— Потом они приехали…

— Кто?! — уточнил Пахарь, все еще не веря в возможность подобного.

— Александр Борисович и Ольга Евгеньевна.

— А Люда?

— Люды не было.

— А они приехали во сколько?

— Время я не помню. Но смеркалось уже, я вам говорила.

Пахарь яростно потер затылок, будто у него вдруг разболелась голова.

— Хорошо, — пробормотал он. — Допустим. И теперь давайте с этого места поподробнее. Они приехали — на чем?

Женщина, осознав меру ответственности, занервничала и облизала враз пересохшие губы.

— На машине своей.

— Вы видели эту машину? — уточнил Пахарь. — Или вы думаете, что они приехали на своей машине?

— Что же — я их машину не знаю, что ли? — поджала губы женщина. — Если я три года у них проработала — вы как думаете? Приехали и поставили машину во дворе…

Она занервничала, но Пахарь не обратил на это внимания, коротко потребовал:

— Дальше!

— Пришли в дом…

— Как они себя вели?

— То есть как? — опустила женщина глаза.

— Нервничали? — подсказал Пахарь.

— Да я не разобралась, — вильнула женщина.

Подняла глаза, встретилась со взглядом Пахаря и сразу же сдалась:

— Да!

— Ну-ну! — подбодрил ее Пахарь. — Рассказывайте! Как себя Тропарев повел?

— Выпроводил. Давай, говорит, Зинаида, в отпуск дуй. На две недели.

— Это еще почему?

— Не объяснил.

— Ну надо же! — сказал Пахарь. — На две недели! С ума сойти! А до того одно только воскресенье и могли самостоятельно без вас прожить. Да и то, если только на весь день деликатесов наготовлено. Как же они собирались жить без вас? А вы за эти три года вообще сколько раз в отпуск ходили?

— Не ходила я. Место боялась потерять. Кто же такой работой разбрасывается?

— Так-так-так! — собирал разбежавшиеся мысли Пахарь. — Что еще он вам говорил?

— Ничего! — ответила Зинаида с твердостью, которой обычно пытаются прикрыть ложь.

— Вы это точно помните? — заподозрил неладное Пахарь.

— Ну конечно! — сказала женщина с вызовом.

А у самой глаза стремительно наполнились слезами.

— Не надо, — ласково сказал Пахарь. — Угрожал он вам?

Обижал? Или наоборот — задобрить пытался?

— Он денег дал, — сказала женщина и заплакала.

Получение денег как повод для печали — в этом для Пахаря было что-то новое.

— Мало дал? — предположил он.

— Много! — сквозь слезы сказала Зинаида.

Подошла к старенькому, в царапинах на выгоревшем лаке серванту, открыла дверцу и из вазы с отколотым краем вытащила деньги.

— Вот! — продемонстрировала обреченно.

Денег было много.

— Это вам дал Тропарев? — спросил озадаченный Пахарь.

— Да! — заливалась слезами женщина.

Кажется, эти деньги жгли ей руки.

— За что же он вам отвалил такие деньжищи? — жестко спросил Пахарь, хотя и знал заранее, что этот вопрос непременно вызовет истерику.

Уж если Зинаида от одного только прикосновения к этим деньгам плачет навзрыд, вопрос о причине тропаревской щедрости доведет ее до кондрашки.

Она ткнулась лицом в лакированную дверцу серванта и плечи ее затряслись.

— Я ничего не знаю! — бормотала она. — Я ничего сообщать не буду!

А потом с ней действительно случилась истерика. Она повалилась на штопаный-перештопаный половичок, подвывая и постукивая головой о пол, и Пахарь наблюдал за происходящим, даже не пытаясь ей помочь, потому что не знал — как. Зинаида выплакала свое женское горе, и когда совсем обессилела, — она уже не могла сопротивляться, юлить и что-либо придумывать. У нее был вид человека, только что пришедшего к небесспорному для всех остальных, но только не для нее, выводу: сколько веревочке ни виться…

— За что он вам заплатил? — с мягкостью инквизитора повторил свой вопрос Пахарь.

— Он не сказал, — произнесла женщина тихим голосом.

— Но вы-то поняли, — продолжал свое жестокое дело Пахарь.

Она закатила глаза к потолку и сказала, будто отчитывалась перед кем-то там, наверху:

— Он меня позвал. Сказал, что отпуск у меня на две недели. Пока что. А там видно будет.