— Приняла как свой крест.
Художница вдруг подмигнула:
— Крестик с цепочкой, а? Испугался?
— Испугался. А ты так и не выдала Марье Павловне, что «в курсе»?
— Нет, конечно, и мы неплохо ужились. — Она улыбнулась. — Следили за успехами внуков. Мне были близки твои стихи, но не все, нет…
Я перебил угрюмо:
— Почему ты сделала ставку на меня, а не на биржевика?.. Впрочем, он интеллигенток на дух не переносил.
— Мне не деньги нужны, — заявила она надменно. — А весь мир, который они могут дать. И ты сразу полюбил меня, разве не так?
— Я увлекся — да так, что весь мир позабыл.
— Но сразу уехал. А с Евгением мы перезванивались, у нас завязались деловые отношения, ради бабули и богатого внучка.
— Это ты заставила ее переписать завещание?
— Я не собиралась, наоборот: ты должен был быть чист как стеклышко. И так бы все тебе досталось. Но как-то упомянула мельком, что тебя жена бросила ради биржевика. Старуха не терпела разврата.
— Когда ты украла у нее болиголов?
— Про яд я знала от мамы, выследила давно (наверху в комоде), а подменила в тот день, как с вами познакомилась, вы с ней ходили смотреть склеп.
— И ты уже составила план?
— Еще нет… на всякий случай подменила водой. Подумала, пригодится. Ну, об остальном ты, наверное, догадался, ведь ты такой умный. — Она встала.
— Куда?
— Хочу костер разжечь, ты отдохни пока. У тебя усталый вид.
— Сядь. Договорим.
— А наш костер?
— Ты ж горела исповедаться!
— Хорошо, я для тебя на все готова.
— Я знаю. Итак, в прошлую субботу ты услышала от меня угрозу кузена: «Завтра же наследства лишу!» — и начала действовать. Доктор снабжает тебя настоем из листьев березы и крапивы — от бессонницы. Мы с тобой попили чайку, и я заснул как убитый. Рассказывай.
* * *
— Как и ты, я действовала скорее по вдохновению, а не по плану. — Лара усмехнулась. — Передо мной был образец тридцатилетней давности. На похоронах Марьи Павловны мы обстоятельно побеседовали с Евгением…
— Не может быть, чтоб он стал твоим союзником!
— Впрямую — нет, но крепко помог. Я тогда же уловила, с какой преданностью он относится к тебе и к жене твоей.
— И он, и она подписали завещание Всеволода.
— Так вот не зря же все они и подохли! — Судорога ненависти исказила на миг обольстительное смуглое лицо. — Мы касались этой темы в день похорон старухи, но он скрыл, обманул: Родя — единственный наследник… — Она вдруг рассмеялась беспечно. — А, я не злюсь, что ж теперь! Проживем и без миллиардов, правда?.. Ты заснул, я повторила путь старухи, спрятала ее велосипед в перелеске возле станции. И с вокзала позвонила Всеволоду: ночью я уезжаю на Волгу, но имею к нему деловой разговор, сугубо конфиденциальный. «Я всех разогнал», — был ответ. «Можно устроить сделку на предмет родового поместья, при определенных условиях». Он сразу клюнул. И принял меня.
— Ты сказала, что сможешь меня уломать?
— Да. И для правдоподобия потребовала приличные комиссионные, если дело выгорит.
— И он поверил?
— А как же? — изумилась Лара. — Твой кузен был убежден, что ты меня любишь. Однако нужна была записка… ну хоть намек на самоубийство. Я сказала, что это и есть мое условие, он написал под диктовку: «Я, Всеволод Юрьевич Опочинин, выражаю свою волю: захоронить в моем родовом склепе подателей сего документа».
— Кто такие податели?
— Я объяснила Всеволоду, будто бабка заразила тебя дворянской фанаберией, он так хохотал над этой запиской, говорит: «Не подозревал, что Родька такой «дворянин»… А кто второй «податель»?» Я призналась, что документ тебе только покажу, а хранить его буду для себя: я желаю лежать рядом со своей благодетельницей.
— Не представляю, как брат поверил в такую старомодную чушь!
— Пьяный, — отрубила Лара. — И сам предложил отметить наше сотрудничество.
— А как ты вызвала Наташу?
— Она сама явилась в кабинет… такая возбужденная, на нервах. «Что вы здесь делаете?» «Гуляем! — крикнул Всеволод. — Принеси шампанское и бокалы!»
— Как же ты исхитрилась подлить яд?
— Улучила момент. Всеволод отправился в гостиную за сигарой, а Наташу я попросила принести бутерброд: не могу пить без закуски.
— Тебе необыкновенно везло.
— Нет, я не стала бы рисковать напрасно. Ты мне сам сказал, что на Восстания дым коромыслом, продолжаются поминки. Грех же было не воспользоваться!
— Тем более, — подсказал я, — «Завтра же наследства лишу!». Он и не собирался мне его оставлять, бедная ты моя ведьмочка.
Читать дальше