Инна Булгакова - Крепость Ангела

— Возможно. Но вы же не видели, что они несли труп?

— Боже сохрани!

— Значит, как я и предполагал, кто-то из них вернулся позже и схоронил бедного Евгения.

— Ваши друзья?

— Да, мы знаем друг друга с пятнадцати лет.

— Но за что?

— Мотив на поверхности: один из приближенных (или оба) обирал патрона и был на грани разоблачения.

— И совершил три убийства, — констатировал доктор чуть ли не в упоении. — Грандиозно!

— Вы как будто радуетесь.

— Нет, нет! Но подумайте: в эпоху массовой цивилизации (ведь триллеры, террористы и маньяки каждый день по телевизору) совершить такое изощренное убийство. Тройное! И с помощью столь редкого яда, как болиголов.

«Твоего, старый дурак!» — подумал я в остервенении, и вдруг меня как током ударило. Тройное… болиголов…

— С чего вы взяли, что Евгений погиб от яда?

Доктор и сам словно удивился, забарабанил пальцами по дубовой столешнице.

— Онемение конечностей! — наконец выговорил.

— Расшифруйте!

— Первый внешний признак отравления болиголовом — отказывают служить руки-ноги — начало конца. Причем действие не внезапное, а постепенное, жертва и не разберется поначалу. Помните, секретарь расплескал водку, уронил стопку и еле смог ухватить ее с полу — пальцы сводило.

— Я только заметил, как стопка упала.

— А я сидел рядом. Покойник, естественно, решил, что перебрал, пробормотал: «В глазах темнеет» (второй признак) — и вышел, едва волоча ноги.

— Так какого ж вы до сих пор молчали, извините!

— Я сам немало принял и расслабился, меня покинул дух ученого-исследователя. Но вот вам, пожалуйста — цельная картинка.

— Вы меня убили… За сколько времени до этих симптомов он должен был принять яд?

— Зависит от дозы, от еды, от выпивки и т. п. От двух часов до получаса.

— Он отравился за трапезой!

Выражение «научного» восторга на лице доктора сменилось на осторожно-опасливое.

— Родион Петрович, ручаться стопроцентно за отравление я не буду. Мало ли чем страдал покойник… какими болезненными расстройствами… В общем, для точного заключения необходимо вскрытие.

— А для вскрытия необходим труп.

— Ларочка! — воззвал старик; она вышла из своей комнаты, вытирая тряпкой руки в краске. — Ты же собиралась на Волгу.

— Да, дядя Аркаша.

— Поезжай! Тут опасно.

Она улыбнулась, и я, завороженный этой улыбкой, взмолился про себя: «Не уезжай!»

— Что молчишь? Для этой девицы смерти словно не существует… — заметил как бы в скобках, для меня. — Тут людей травят…

Она села за стол, подперла лицо кулачками.

— Меня никто не травит. Я хочу досмотреть.

— Что досмотреть?

— Мистерию.

Мне вдруг вспомнилось начало этих моих записок… Как созвучны наши мысли!

— Не знаю, что это такое… — проворчал старик.

— Прижизненное переживание смерти.

— Непонятно.

— Спектакль со смертельным концом, да, Родион Петрович?

— Не знаю, не знаю, — продолжал брюзжать доктор, — все эти мистики, творцы, какие-то там прекрасные дамы при них… Пятеро поэтов! Может это нормальный человек выдержать?

Мы с Ларой засмеялись.

— Бывшие, Аркадий Васильевич, кто в юности не кропал…

— Э нет, всё пишут, пишут, пишут… Как там у вас: «Брат мой, страдающий брат мой!» Бессмыслица…

— Я этого не писал.

— Страдают, завидуют друг другу и травят!

Нас продолжал разбирать смех, но последняя его фраза внезапно отрезвила, будто бы задела краешек истины. «Там жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой».

— Лара, как ты думаешь, мог кто-нибудь похитить из буфета ключ?

— Ключ?

— От склепа.

— Я ж вам сегодня его дала.

— Взять и опять подложить.

— Не знаю… ключ лежал на том же месте. А кому это нужно?

Старик и девушка глядели на меня во все глаза.

— Там кто-то побывал.

— Где?

— Да в склепе же! Ну что вы на меня так смотрите? Я туда сегодня слазил — урна Всеволода сдвинута почти в угол.

— А прах? — вскричал старик.

— Она же запаяна… По весу вроде урны одинаковы. Аркадий Васильевич, может человеческий пепел годиться для каких-то опытов?

— Ну, в алхимии один из важных ингредиентов… Однако — вы на что намекаете?

— Вы настоящий ученый…

— Я — материалист! — сказал он сурово и закрыл тему.

— Ладно, оставим прах в покое. Когда Марья Павловна отремонтировала мавзолей?

— Сразу после гибели Митеньки. Какое-то время покойник лежал в часовенке, она дежурила, охраняла.

— Но процесс разложения…

— Ее это очень беспокоило, она заплатила бешеные деньги.