Инна Булгакова - Смерть смотрит из сада

— А на следующую ночь… Вы же сами говорили, что слышали чужие шаги, видели тень в саду.

— Мы эту «тень» все только что видели. Тимоша, конечно. Косит по ночам. Я выскочил за ним через окно кухни. Саша проскользнул следом, нанес мне удар по голове, после которого я на краткое время вырубился… но случайно коснулся бритвы.

— Почему же он вас не зарезал?

— На меня, видать, ярости не хватило. Ну и я тоже хотел жить, собрался с силами… подвела темь в глазах, он скрылся.

— Значит, по-вашему, Саша соврал, будто дедушка на кладбище намекнул про убийцу?

— Конечно. Дед боялся этой темы как огня. Впрочем, кто из них кому врал — уже не важно. Они оба знали, кто убийца. И юноша стремительно шел к гибели. Когда кончились поминки и Николай Алексеевич вышел в ванную умыться, ты слышала осторожные шаги, помнишь?

— Саша поднялся в кабинет подложить палец? Но шум доносился не сверху!

— Думаю, он это сделал раньше, еще до похорон. А вот наш с тобой разговор он наверняка подслушал — самую, так сказать, скользкую его часть — и решился…

— Что за скользкий разговор? — перебила Юлия.

— О том, что я Анну спас, — отозвался математик неопределенно.

— Ну как же, новенькую, свеженькую…

— Да, посвежее. Я дал понять ей, как она мне нравится, а Анна вдруг спросила: «Какие новые улики обнаружил следователь в кабинете?» — «Палец на окровавленных бумажках», — ответил я.

— Вы полагаете, — вмешался Ненароков, — юноша так испугался этой улики, что руки на себя наложил?

— Нет, он понял, что эти двое спелись! — наконец-то проявила женскую смекалку Юлия — и слепая убежденность, что все мужчины у ее ног, дала трещину.

Учитель кивнул.

— Значит, последняя опора его рухнула. Как страшно он сказал: «Смерть смотрит из сада. Там разгадка». — «Где?» — «Там, на лужайке». — «Разгадка? Разгадка чего?» — «Мертвого пальца». Теперь я понимаю — он намекнул; именно там, возле колодца, Вышеславский убил дочь.

В наступившей паузе математик произнес задумчиво:

— Саша открыл колодец перед самоубийством. Это что — какой-то знак?

— Но извините! — заговорил журналист. — У человека с пронзенным навылет горлом хватило сил выдернуть острие?

— Это дело рук Тимоши, разумеется. Он трясется над своей косой. У него-то сил хватило… А когда фонтаном хлынула кровь, испугался и бросился к себе на сеновал.

— Но я не понимаю! — удивилась Юлия. — Все эти штучки — бритва, обрубок, футляр с драгоценностями — Саша на себе, что ль, носил?

Ответила Анна:

— Нас обыскали в ночь убийства дедушки. И дом обыскали.

— А сад? — заинтересовался Кривошеин.

— Так… поверхностно. Палец был слегка запачкан землей. — Анна посмотрела на математика. — Он вылил остатки воды на клумбу.

Иван Павлович кивнул.

— По логике вещей, у него не было другой возможности избавиться от улик.

— То-то он Софью Юрьевну от клумбы все отвлекал в дом.

— Вы хотите сказать… — недоверчиво начал Кривошеин, — что вон в тех цветочках целое состояние?

Иван Павлович пожал плечами, а киношника словно ветерком сдуло; журналист (с усмешечкой: «Требуется подстраховать!») вышел за ним; математик наблюдал в раскрытую дверь; оба вернулись вскоре с пустыми руками, измяв, изломав табак и садовые ромашки.

— Если вскопать… — сказал Антон Павлович. — Но земля вроде нетронута.

— Органы докопаются, — заключил математик. — Это вымороченное имущество пойдет в казну.

— Да ну? — Великан прищурился. — Вы с этой девицей давно обо всем догадались.

— О чем?

— Обо всем! И где теперь этот футлярчик…

Анна перебила:

— И все-таки я не могу поверить, что он покушался на мою жизнь. И на вашу, Иван Павлович.

— Девочка, часы были только у него.

Журналист подхватил:

— Саша заметил, взглянув на запястье (кстати, мы не спрашивали, да, Юль?): «Уже пять минут одиннадцатого». Ну, я поспешил на станцию, а электричка по расписанию не подошла.

Анна внимательно слушала.

— Так почему же, Иван Павлович, вы сказали мне (сразу после нападения), что следующая электричка на Москву будет через полтора часа?

Математик рассмеялся, но как-то невесело; чуть выпуклые светлые глаза его блестели, а ядерщица бросила, беря реванш:

— Потому что он бабник. За это его Саша чуть не зарезал.

Анна заговорила медленно:

— Когда мы нашли в кабинете тот обрубок на Библии, я уговаривала Сашу переехать ко мне в Москву, ну хоть обратиться к Ивану Павловичу. Саша сказал: «Он — последний, к кому я обратился бы». Знаете, что я тогда подумала?