Елена Арсеньева - Ее звали Лиза

Лиза, которая всегда буквально сатанела даже от одного только намека на инвективную лексику, сейчас и глазом не моргнула. Частушка была хороша. Нет, ну в самом деле, весьма хороша! Хм, а вообще, на что фрау Эмма намекает? Как на ее слова реагировать? Возмущаться, угодливо улыбаться? Однако опасные разговоры она ведет при незнакомом человеке! Неужели настолько доверяет отцу Игнатию, что подразумевает: его внучка не может оказаться предательницей? Или все же провокация?

— С другой стороны, надеяться нам, кроме как на немцев, не на кого, — совсем другим тоном, лишенным даже оттенка прежней горечи, проговорила фрау Эмма. — И я прекрасно понимаю, почему вы идете на работу в такое сомнительное заведение, как «Розовая роза», а ваш дед, священник, праведник, не просто не препятствует, но еще и протежирует вам. Вы, конечно, хотите найти себе состоятельного друга, кого-то вроде Алекса Вернера, и заручиться поддержкой значительных лиц, от которых будет зависеть разрешение на эвакуацию, когда придет время. Об этом, такое у меня ощущение, мечтают все красивые девушки. Знаете, еще полгода назад, пока еще не существовало «Розовой розы» — а она была открыта не по моей инициативе, ее открыли германские оккупационные власти, чтобы устраивать досуг офицеров, меня просто пригласили ее возглавить, — пояснила фрау Эмма со странной улыбкой, которую вполне можно было бы назвать извиняющейся, — еще полгода назад я зарабатывала себе на жизнь весьма оригинальным способом: гаданием. Моя бабка была гадалкой, и у меня сохранился если не дар, то остались некие знания. Моими клиентками были отнюдь не бедные русские бабы, разлученные с родней или мужьями и сыновьями, воевавшими на фронте, а «кралечки», я их так называла, германских офицеров. Парадоксально: чем больше девушка пользуется успехом у немцев, тем больше она сама привязывается к какому-нибудь Гансу или Фрицу и тем большая тоска у нее по дому и по прошлому. А что не все «кралечки» продаются за хлеб и за солдатский суп, это совершенная истина. Цинично продающихся — весьма небольшой процент. И какие бывают крепкие и трогательные романы у них! Гадать им, конечно, было очень легко. Король, любовь до гроба, скорая встреча, дорога — это главное. Все они страстно мечтают о дороге. Куда угодно, только бы вырваться отсюда! Потом, когда открылась «Роза», многие пришли ко мне. Почти всех я взяла на работу. Вот так и вы будете искать своего короля.

— Слушайте, — недоверчиво проговорила Лиза, — мне показалось или вы упомянули об эвакуации? Вы в самом деле думаете, что она будет?

— Ни минуты не сомневаюсь, — зло фыркнула фрау Эмма. — Раньше, позже, но немцев выбьют отсюда. Потом откроет военные действия Америка — и все, конец, Гитлер капут. Отсюда валом повалят. Но я в Германию не вернусь. И при большевиках не останусь. Хватит, нажилась у них. Я добыла себе морфий.

— Что? — переспросила потрясенная Лиза.

— Морфий. Что, не слышали такого слова? Один из главных алкалоидов опия, который содержится в маке снотворном, — усмехнулась фрау Эмма. — Он дарует безболезненную, прекрасную смерть. Немедленно по приходе красных отравлюсь. И это не красивые слова. Я ждала немцев, как ждут спасения умирающие. Ладно, я готова терпеть, что они не такие, как мне мечталось, готова жить, зная, что в любое время дня и ночи военный патруль может ввалиться к тебе в комнату и проверить, нет ли у тебя в постели немецкого солдата, а под постелью — красного шпиона. Это война. Но полного и окончательного крушения надежд, нового советского, большевистского зверства над собой я просто не переживу. И даже переживать не собираюсь. Морфий лежит в туалетном столике рядом с моей кроватью. Только руку протяни! Сказать правду, такое желание меня иногда одолевает… А впрочем, я шучу. Это моя последняя шлюпка при кораблекрушении! Ну вот, мы приехали. Это управа, а вон тот обер-лейтенант на ступеньках, если мне не изменяет зрение, ваш Алекс Вернер.

Лиза смотрела на улыбчивого лощеного офицера со странным выражением. Он и раньше вызывал у нее неприязнь, а уж после того, как фрау Эмма чуть ли не записала ее в «кралечки» Алекса, на него и вовсе глядеть не было охоты.

Как хорошо, что с ней не поехал отец Игнатий! Алекс непременно насторожился бы. Да что там — их встреча была бы просто катастрофой!

Вскоре Лиза, к изумлению своему, обнаружила, что это нежелание смотреть друг на друга было взаимным. Вернер открыл дверцу «Опеля» перед фрау Эммой, а Лизе пришлось выбираться самостоятельно. Фрау Эмма вела себя с элегантной, насмешливой небрежностью, воспринимала его галантность как нечто само собой разумеющееся. Они пошли вперед, превесело болтая на немецком, который оказался для Лизы уж слишком быстрым. Впрочем, она и не вслушивалась в их разговор, а просто изумлялась тому, что Вернер едва поздоровался с ней. Она значила для него не больше, чем горничная фрау Эммы. В первую встречу он был совсем другим — тогда, на острове, да и потом, когда вез ее в город…