Эуджен Кирович - Дурная кровь

Я спрятался в спальне. В комнате было темно, только блеклый свет полной луны просачивался в окно.

Эйб и Симона говорили тихо, но я сумел понять, что Эйб продолжал говорить обо мне, а Симона пыталась ему возражать. В какой-то момент я услышал, как она зовет на помощь, и ворвался в гостиную.

Там ничего не происходило. Возможно, мне показалось, что Симона закричала. Как я уже сказал, я был под кайфом. Симона сидела в кресле возле окна. Шторы вишневого цвета были задернуты. Эйб сидел на небольшом диванчике напротив Симоны. Он сунул руки под себя, словно пытался их отогреть. Увидев меня, Эйб вытаращил глаза и стал упрекать Симону в том, что она его предала.

Я плохо помню, что происходило в следующий час-полтора, пока, образно говоря, не оборвалась кинопленка.

Эйб продолжал городить чудовищную ложь обо мне, начиная с момента нашего знакомства и до моего приезда в Париж. Говорил, что я замыслил целый план, чтобы очернить его в глазах Симоны и расстроить их отношения. Он грязно ругался и яростно жестикулировал, причем жесты были тоже неприличные.

Мы с Симоной ничего не отвечали – просто дали ему возможность выплеснуть накопившуюся злость. Я разлил бренди по стаканам и уселся на ковре. Если бы не ругательства в исполнении Эйба, то, глядя на нас со стороны, можно было подумать, что трое старых друзей выпивают, курят и вспоминают прошлое.

В гостиной над телевизором висели большие часы. Помню, когда я глянул на них в последний раз, они показывали полночь. Я плохо соображал, мне совсем не хотелось препираться с Эйбом, и я все спрашивал себя, что мы делаем в этом номере. Еще помню, Симона в какой-то момент ушла в ванную, и я остался один на один с Эйбом, который к тому времени растянулся на полу.

Он все говорил о том, как меня ненавидит, и желал мне смерти. А у меня было такое странное чувство, будто он все это говорит про кого-то другого, про совершенно незнакомого мне человека, судьба которого мне безразлична, и поэтому проклятья Эйба меня совсем не трогали. Я так и сидел, обхватив колени, на ковре напротив кресла. Это может показаться странным, но я заснул.

Но проснулся я не на полу, а на диване. Все тело ныло, а голова, казалось, вот-вот взорвется. На часах было одиннадцать минут третьего. На полу валялись две пустые бутылки из-под бренди. В комнате никого, кроме меня, не было.

Я заглянул в спальню, потом в ванную. Там я ее и нашел.

Она лежала в ванне. Руки у нее были сложены на груди, как у покойницы. Глаза закрыты, а лицо изуродовано и все в крови. Ей разбили голову мраморным подсвечником – он валялся на полу под раковиной. Эйба нигде не было.

Джош замолчал, как будто не мог подобрать нужные слова.

– Я по сей день не понимаю, почему тогда сделал то, что сделал. Самое правдоподобное объяснение: я уснул, а Эйб взял подсвечник и пошел в ванную… Я ведь помню, что она ушла из гостиной до того, как я заснул… Там он ее убил, а потом сбежал.

Но я все еще был слишком пьян, и меня не удивило то, что я ничего не слышал. И кровавый след на полу, который тянулся от ванной в гостиную, не вызвал у меня подозрений.

Я подумал, что вырубился на диване после того, как пытался остановить Эйба. Или сам убил Симону под влиянием алкоголя. Но почему я мог совершить такое? Я никак не мог вспомнить, о чем говорил мне Эйб перед тем, как я вырубился.

До самого утра я трудился и как мог прибрал номер: стер все отпечатки пальцев и кровавые следы на полу. Меня страшно трясло, я думал только о том, что надо бежать из западни, которую устроил для меня Эйб, чтобы навсегда сломать мою жизнь. Несколько раз меня рвало. Потом я начал думать, как вынести тело Симоны из отеля.

Утром я повесил на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и пошел в торговый центр через дорогу. Там я купил самый большой чемодан, какой смог найти, и кое-какую одежду для себя. Симона была девушкой миниатюрной, так что я смог затолкать ее тело в чемодан вместе с вещами, в которые был одет в ту ночь. У меня оставался еще один косяк, а в мини-баре я нашел несколько бутылочек виски и водки. Для храбрости я выпил их одну за другой, потом позвонил на стойку регистрации и попросил помочь спустить чемодан к такси. Меня не покидало ощущение, что все это происходит в кошмарном сне, что на самом деле я не еду в такси по Парижу, а в чемодане в багажнике нет тела Симоны.

Когда я вернулся на Рю-де-Ром, консьерж поинтересовался, как прошла поездка. Я ответил, что чудесно, и спросил его, не видел ли он Эйба. Консьерж сказал, что во время моего отсутствия месье Эйб не появлялся. Я затащил чемодан в квартиру и растянулся на кровати.