Олег Финько - Живой смерти не ищет [Роман]

— Куда же они могли деться, Порхачев?

— А кто их знает? Если вы их не арестовали, наверное, сбежали они от Семеныча и его друзей. Когда меня в мужика заставили стрелять, так Виташев потом переживал, теперь, говорит, моя очередь, меня заставят кого-нибудь убивать, а мне непривычно; ну как я его убью, он ко мне ночью приходить станет? Не хочу я, говорит, на мокрое дело идти, лучше обратно в колонию вернуться, ага, пускай срок добавят.

А теперь из моих дружков один только Гошка у Семеныча остался, но тому там хорошо, они одного поля ягодки. Вот как бы только не переругались при дележке золота. Я, начальник, этого момента, скажу откровенно, боялся пуще смерти. Пустят, думаю, в расход, чтобы мою долю золота не отдавать.

— А где хранится золото?

— Его при себе везет Семеныч, Ефим и очкарик — Сан Санычем его кличут. Я с Гошкой поделился своими сомнениями насчет дележки, ага, а он мне говорит — не бойся, Никита, за свое золото я самому черту готов зубы выдрать, и этим выдеру. Веселенькое время у них скоро начнется, ей-богу.

— А ты чего развеселился? — удивился Молодцов.

— Так для меня уже самое тяжелое окончилось, хоть и арестовали, зато я жив-здоров, а им еще мук придется вдоволь хлебнуть и друг от друга, и от вас.

— Невысоко ты, Порхачев, своих бывших дружков ценишь, как же это так?

— А чего же мне их ценить, гражданин начальник? Раз с золотом связались — потерянные они люди.

— Ну а если я отпущу тебя на время и велю отнести к ним письмо с требованием сдаться властям и вернуть награбленное золото, ты пойдешь?

— Ни в коем случае! Не пойду, гражданин начальник, тут ты меня ни кнутом, ни пряником не заставишь. Я к ним с таким посланием приду, тут же они меня на тот свет отправят, ага. А если и не отправят, так я уже просто так не вырвусь, значит, снова мне начинать эту проклятую жизнь? Нет, я свое отбандитствовал, хорошего помаленьку. Ты только, начальник, не забудь, что я тебе сам, по первому же требованию дал чистосердечные показания.

— Полдня мусолил, это тоже чистосердечно?

— Так это я продумывал, с чего начать. А теперь тебе такие подробности выложил, что и поймать их будет проще. Неужели я за такую откровенность жизнь не заработал? Как думаешь, начальник, что мне суд присудит? Четвертак или вышку?

— Кто же это знает? Но о чистосердечных показаниях я в протоколе допроса напишу, черт с тобой. Но с условием, признавайся, куда они пошли и где ты с ними должен встретиться?

— В два часа пополудни я должен быть на той стороне Юдомы возле дюеди.

Молодцов знал, что дюедя — это глубокое термокарстовое озеришко, с крутых овальных берегов которого обваливается грунт, оголяя корни деревьев, которые склоняются к воде. По рассказам проводников, для этих мест они не были редкостью.

— Возле какой дюеди? — уточнил он.

— У той, что к востоку от зимовья сорок шестого километра.

Молодцов взглянул на часы — было уже три с четвертью.

— Ты, что же, сукин сын, специально тянул, чтобы назначенное время вышло?

— Запамятовал я, начальник. Не нарочно.

— Вот и я запамятую, когда тебе снисхождение нужно будет просить. Устроил здесь, понимаешь, полдня воспоминаний, а дружки, конечно, ни минуты не потеряли, ищи их теперь, тайга-то большая.

— Не по злому умыслу, — канючил задержанный, — из головы вышибло, что вам это интересно, про встречу-то я совсем забыл сказать.

Снова попавшему в затруднительное положение капитану принимать решения не пришлось. В это время их догнала отставшая половина группы, которую, к большому огорчению Молодцова, привел сам заместитель начальника ОББ майор Квасов. Он моментально оценил обстановку и, задав несколько вопросов капитану и пойманному бандиту, приказал:

— Через пять минут, капитан, отправляемся дальше, к переправе, а там, хотя мы наверняка уже опоздали, будем искать дюедю. Какие ни есть, а все-таки следы.

Пока нашли подходящую лодку для переправы, перегнали вплавь лошадей и за несколько рейсов перевезли людей и груз, прошло не менее пяти часов, а там уже и стемнело. Искать что-то в лесу в темноте было бесполезно, и Квасов, не подавая вида, что он недоволен этим, дал разрешение устраиваться на очередной ночлег. Пока увеличившийся отряд располагался для короткого сна, он присел рядом с бандитом у костра и долго расспрашивал его, уточняя фамилии, клички, имена и выуживая из рассказа детальки, которые казались ему особенно ценными для дальнейших поисков бандитов. Отказавшись давать показания сразу же после того, как его поймали, Порхачев сознательно дал банде возможность уйти от погони. Но, избавившись от мести бандитов, он приобрел неприязнь сотрудников ОББ. Майор Квасов ни словом, ни жестом не давал ему этого попять, но Порхачев инстинктивно чувствовал опасные последствия своего обмана и, желая подольститься к Квасову, охотно отвечал ему на все вопросы.