Варвара Клюева - Новое слово в пчеловодстве [СИ]

— Михалыч, а из чего эти роевни делают?

— Промышленные — из сетки и фанеры. Самодельные — по разному. Из бересты, липовой коры, бука. Хотя сетка — непременный атрибут.

Игорь «повис». Мысли разбежались, оставив в голове одни мельтешащие образы. Мальчишки, лезущие через забор с колючей проволокой, полыхающие газеты, елово-сосновый парк, медсестра, загорающая в обнимку с саквояжем, тортик, сиротливо приткнувшийся в углу огромной коробки, тощая виолончелистка с упитанным футляром, пасечники, обдирающие березу для самодельной роевни… Самодельной…

И вдруг, откуда ни возьмись, на горизонте забрезжила разгадка.

— Михалыч, — сказал он, прокашлявшись. — Я, кажется, знаю, кто это. Но доказательств у меня нет, одна голая догадка…

— Если догадка верная, доказательства я сам найду. Кто?

— Понимаешь, только одной из предполагаемых убийц имело смысл жечь газеты. Скажи, вы не находили в доме моток использованной металлической проволоки?

— Кто?!

— Сначала ответь про проволоку. Не хочу выглядеть дураком. Если проволоки нет, то моя догадка не верна. Сетку она могла изрезать и спустить в унитаз, а каркас — только разогнуть и смотать, чтобы его не узнали.

— Ты издеваешься? — взревел Михалыч, но наткнулся на упрямый взгляд и сдался. — Была твоя проволока. В ящике кухонного стола. Теперь говори — кто?

И Игорь сказал. И объяснил про газеты. И про самодельную роевню. А потом раздухарился и высказал догадку насчет сообщника.

Михалыч позвонил через неделю.

— С пчеловодом ты промахнулся, — сообщил он. — Ну не сообразил мужик среди ночи, что ройки бывают маленькие. Сообщника Киселева нашла в N — по объявлению о продаже пасеки. Хозяин умер, а сынок предпочитает более легкие деньги. За двадцать тысяч (не наших, вестимо) он и роевню нужной формы соорудил, и пчелок доставил, и способ транспортировать их через забор изобрел.

— Какой?

— Длинная удочка с катушкой. Участок-то здоровый, на весь забор камер не напасёшься, вот сообщник в «слепом» месте роевню и переправил. Киселевой только и оставалось, что положить ее в саквояж, да сжечь газеты, которые она затолкала вместо кислородной подушки.

— Она призналась?

— А куда ей было деваться, если я сообщника расколол?

— И зачем она это сделала?

— Ради денег. У Панина был дружок по санаторию, некий Пьер Лежен, он тоже пору цветения за Полярным кругом пережидал. Так вот, этот Лежен придумал проект быстрого обогащения и предложил Панину партнерство. Договаривались они прямо при Киселевой, не подозревая, что за восемь лет бдения при аллергике она успела выучить три языка. Панин пообещал Лежену, что деньги — миллион евро — переведет по дороге домой, когда будет проезжать через Хельсинки. Киселева сообразила, что в банк хозяин отправит ее, сам-то он носа из машины не высовывал. Ну, и решила, что лучше переведет деньги на свой счет. Решила, и поехала в N, в отпуск. А там нашла типа, продающего пасеку, и купила его услуги. И молчание заодно.

— Но как она додумалась до этих пчел?

— Панин с Леженом навели на мысль. Они свой бизнес как раз на пчелах собирались делать.

— Но зачем ей столько сложностей, если она могла просто подсунуть Панину какой-нибудь аллерген, а потом вколоть не то лекарство.

— Не могла. Ее бы тут же заподозрили. Восемь лет ухаживать за аллергиком, и не знать, какие лекарства ему можно, а какие нельзя?

— Не понимаю я этого. Восемь лет жила рядом с человеком, и убила его ради денег. Зачем ей столько? Она же и так хорошо зарабатывала.

— Чего тут непонятного? Девке под сорок. Давно пора семью заводить. А она круглосуточно торчит при своем аллергике и не может уйти, потому что больше никто не станет платить ей столько, чтобы и на жизнь хватало, и на брата. А тут деньги сами в руки плывут, причем такие, что можно вообще не работать до конца жизни. И риска почти никакого. Поймать ее с роевней никто не мог. В сад она пошла, когда гости только сели за стол; вряд ли они тут же вскочили бы и побежали гулять. В спальню Панина забралась через свою комнату, кроме хозяина там никто появиться не мог, а хозяин не пришел бы раньше, чем уехали гости. Если бы не твоя блестящая догадка, что она газеты в саквояж напихала, чтобы не светиться под камерой с пустой тарой, вполне возможно, что у нее все получилось бы. Нет, какой я все-таки молодец, что вспомнил тот разговор про Агату Кристи!