— Пересадила? — ужаснулся Игорь. — Но они же должны были ее искусать!
— Нет, Игорек. Роевые пчелы не жалят. У них зобики забиты медом, который они берут с собой, вылетая из улья. Убийца для того и поставила в тумбу рамки с сотами, чтобы пчелы сложили туда свои запасы и вернулись в нормальное обороноспособное состояние. И, судя по тому, что они устроили, когда Панин полез в свою тумбочку, ее расчеты оправдались. Какова дьяволица, а?
— Да-а… — Игорь потянулся к стакану, но тот почему-то оказался пуст. А он и не заметил, как они с Михалычем «уговорили» бутылку. — Схожу-ка я за добавкой. У меня еще две беленькие припасены, на рыбалку берег…
— Вот и оставь на рыбалку! — отрезал Михалыч. — Ты мне сегодня трезвый нужен. Кто будет детективную загадку решать?
— Ты что, серьезно?
— Серьезнее некуда. Я уже ночами спать перестал, голову ломаючи. Надо мной все следственное управление будет потешаться, если я эту заразу не выведу на чистую воду. Понимаешь, ведь совершенно точно известно, что убийца — одна из пяти дамочек. Я их всех уже по два раза допрашивал — и ничего. Опозорюсь ведь, если не прищучу мерзавку!
Игорь хотел было повиниться, что слегка преувеличил свои дедуктивные таланты, но глянул на мрачную физиономию Михалыча и смекнул, что сейчас не самое подходящее время для исповеди. Нужно хотя бы попытаться решить задачку.
— А почему все-таки ты так уверен, что убийца — одна из них? Разве не мог тот же охранник незаметно пробраться в дом?
— Исключено. Весь периметр дома просматривается видеокамерами. Записи мы изучили вдоль и поперек. В день убийства в дом входили только эти пять баб. А раньше рой принести не могли. Мужичок-пчеловод уверяет, что пчелы обязательно себя обнаружили бы.
Игорь задумался.
— Значит так, — сказал он после долгой паузы. — Не знаю, что там у тебя с мотивами, но реальная возможность, по-моему, была только у медсестры. Остальные бывали в доме раз в год, а она там жила, знала привычки хозяина, могла заранее присмотреть мебель под улей, заблокировать дверь между комнатами, потянуть с оказанием помощи.
Михалыч смерил его скептическим взглядом.
— Думаешь, я всего этого не понимаю? Да вот закавыка: у медички не было возможности раздобыть эту штуку и притащить ее в дом. Она неотлучно находилась при Панине. Одиннадцать месяцев в году. Не шлялась по магазинам, не бегала на свиданки, не посещала врачей и парикмахеров. Вообще не отлучалась из дома, понимаешь? Только когда сопровождала Панина в санаторий, а потом уезжала в отпуск. Отпуск, кстати, она всегда проводит в N — с братом-инвалидом, которого мать привозит в реабилитационный центр на ежегодный курс лечебных процедур.
— И что, при брате она тоже находится неотлучно? Или мать иногда все-таки ее подменяет?
— Не знаю, не выяснял. Зачем, если этот злосчастный рой слетел не позднее двенадцатого июня? Двенадцатого Киселева весь день провела в машине с Паниным; шофер, который вез их из Финляндии, это подтвердил. Пару раз выходила — в туалет, перекусить, туда-сюда — но выходила налегке и возвращалась так же. А уж после того, как они добрались, ей и вовсе было не вырваться.
— Слушай, а чего это она пашет, как рабыня? Почему Панин не нанял вторую медсестру ей на смену?
— Да раньше так и было: сестрички дежурили по сменам. Неделю одна, неделю — другая. Но напарницы Киселевой менялись, как перчатки; одни сбегали сами, других выставлял Панин. В конце концов, он предложил Киселевой эксклюзивный контракт, и она согласилась. Ей деньги нужны — лечение и содержание брата обходятся дорого. И это, кстати, еще один довод в ее пользу. Неизвестно, посчастливится ли ей найти такого же щедрого работодателя. А по завещанию ей ничего от Панина не достанется.
— А кому достанется?
— Четырем остальным подозреваемым. Сорок процентов сестре, сорок — кузине и по десять — тетке и матери.
— Поэтому ты и считаешь сестру и кузину Панина самыми многообещающими кандидатурами?
— И поэтому, и потому, что они-то как раз могли протащить в дом роевню. Девчонка привезла виолончель — или футляр от нее. Самого инструмента никто не видел, потому что играть она, несмотря на уговоры матери, отказалась. На основании того, что Юрий-де не любит музыку.
— А чего ж тогда инструмент волокла?
— По настоянию матери. Так, во всяком случае, они говорят. А на самом деле вполне могли оставить инструмент дома, а в футляр поместить роевню.
— Да ну… Как бы девчонка организовала улей? Потащилась бы с футляром в хозяйскую спальню?
Читать дальше