Николас Фрилинг - Сфера влияния (сборник)

— Маленькую порцию джина для поднятия морального духа, яблочный сок, чтобы утолить жажду и… у вас есть какие-нибудь французские сигареты?

— Вы — бельгиец?

— Нет. А Зомерлюст здесь?

— Вечно все спрашивают этого Зомерлюста. Да, он здесь, вон там, в углу.

— Его жену убили, слышали?

— А, это. Я читал в газете. Он не захочет об этом говорить. Вы журналист?

— Точно.

— Поймали того, кто это сделал?

— Поймали, да.

— Ну, хоть так.

Сержант Зомерлюст не был пьющим человеком.

— Нет, спасибо, мистер Ван дер Вальк, я не пью больше двух стаканов пива. Рут хорошо себя ведет?

— Никаких сомнений относительно нее?

— Нет.

— Я собирался предложить вам заглянуть ко мне в офис. Все закончилось. Два человека находились под подозрением. Они пытались удрать на самолете, но он разбился. Оба погибли. Газеты дадут это на развороте — все безнадежно исказят, конечно. Если захотите узнать побольше, вы знаете, куда прийти, — это ваше право.

Мягкий взгляд голубых глаз задумчиво остановился на нем. Выпуклый блестящий лоб, все еще красный от летнего солнца, наморщился.

— Я не стану читать газеты. И не приду к вам, если меня не вызовут, конечно. Я… — он поискал слова, — оставил все это в прошлом. Ладно. Два человека. Вы ведь не собираетесь говорить мне о любовниках, ревности и всяком таком, потому что это — чушь собачья, и вы это знаете.

— Ничего похожего, — спокойно сказал комиссар. — Это связано с прошлым, как я и думал… и как вы знали, конечно.

— Прошлое Эстер было ее личным делом — и остается. — Не в первый раз Ван дер Вальк почувствовал восхищение этим обыкновенным человеком, простота и чувство собственного достоинства которого сделали его прекрасным мужем для Эстер.

— Нет ничего такого, чего вы — или она — могли бы стыдиться. Два человека, которых она когда-то знала. Солдаты. Оба боялись, что могут всплыть на поверхность некоторые делишки из их прошлого. Они встретили ее, совершенно случайно, и испугались, поняв, что она узнала их. Один из них сам никогда не упускал возможности прибегнуть к шантажу, если такая возможность появлялась. Другой был истеричным парнем, не способным никому причинить зла.

Зомерлюст грустно рассмеялся:

— Им нечего было бояться Эстер.

— Их трагедия состояла в том, что они этого не поняли.

— Она была всему верна. Верна себе, своему мужу, делу, в которое верила. Ее больше нет. Вы никогда не узнаете, какой она была.

— Пожалуй, я пойду, — сказал Ван дер Вальк.

— Обращайтесь к адвокату… по поводу Рут. Я дал вам слово. И сдержу его. Если я что-то сказал, это твердо.

— Я знаю.

У него не было времени позвонить, и дома его никто не ждал.

— Сварю яйцо всмятку, — решила Арлетт, которая была так рада его возвращению, что не рассердилась на то, что он ее не предупредил.

Рут старательно делала уроки за письменным столом. Ее лицо просветлело, когда она увидела его, и он был тронут. Это все, что оставила после себя Эстер, — и он попытается вернуть часть ее верности.

На кухне, переобуваясь, он коротко рассказал обо всем Арлетт. Она тихо заплакала, стоя перед плитой и повернувшись к нему спиной. Слезы капали в воду, в которой варилось яйцо. Он нежно поцеловал жену.

— Ну вот, теперь тебе не придется солить эту воду.

Морщась от боли, он надел шлепанцы. На него навалилась страшная усталость. Хромая, он вернулся в гостиную. Надо было дать Арлетт возможность побыть немного одной.

— Я учу наизусть стихотворение, — сказала Рут. — Это на завтра.

— Ты уже выучила его?

— Почти.

— Давай его мне, и я тебя проверю.

— Проверь меня, проверь, — хихикнула Рут.

Стихи были аккуратно написаны, а страница ярко разрисована яблоневыми деревьями. Четыре грамматические ошибки были исправлены красными чернилами. Стояла оценка шесть с плюсом из возможных десяти.

— «Больная осень». Гийом Аполлинер, — объявила Рут торжественно. — Это очень хорошие стихи.

— Это очень хорошие стихи.

Больная, прекрасная осень.

Ты умрешь, когда ветры засвищут средь сосен…

— начала Рут.

Ван дер Вальк слушал ее голос, звучавший словно издалека.

— Пока все прекрасно. Вторую строфу, пожалуйста.

Рут окрепшим голосом уверенно продолжала декламировать и вдруг запнулась.

…В небе, высоко,

Ястребы кружат…

И на русалок…

А, да.

И на русалок, никогда не любивших,

Глупеньких, зеленооких…

— «И на русалок, никогда не любивших, глупеньких, зеленооких…» — Он на мгновение забыл, где находится… — Прости, последнюю строфу.