Николас Фрилинг - Сфера влияния (сборник)

— Самый большой бред собачий, который я когда-нибудь слышал, — произнес Десмет высокомерно.

— Вполне согласен, — очень вежливо ответил Ван дер Вальк. — Хотите сказать, я думаю, что у него все смешалось в голове. От раздумий стерлась грань между реальностью и вымыслом. Сейчас он говорит неправду, но и сам этого не сознает. Он сам во все это верит. Примерно так?

Какое-то время Ван дер Вальк спокойно разглядывал Десмета под монотонное повествование Лафорэ, полное печали и замешательства. У него был талант, у этого парня! Из него получился бы хороший полицейский… из тех, кто берет взятки… Он мог легко представить, что этот коварный тип с его убедительной сердечностью, с его инстинктом мог найти правильные слова и тон, чтобы подсунуть что-то такому человеку, как Зомерлюст, которого наивность и особая честность военного делала беззащитным перед подобными людьми. Десмет мог бы продать ему страховку, подержанный автомобиль — все, что угодно.

— Самое интересное заключается в том, — начал комиссар осторожно, почти педантично, — что, разумеется, любой из вас мог убить Эстер Маркс. — Наступила его очередь удостоиться высокомерного взгляда Десмета. — У нас нет вещественных доказательств.

— Не говорите глупостей — он подтвердил все!

— Спектакль, — холодно произнес Ван дер Вальк. — Такое распространено. Он чувствует себя виноватым, каким всегда чувствовал себя. Теперь, когда он получил какую-то возможность сознаться в том, что он считает достаточно трагическим, он только рад этому.

— Вы хотите сказать, что не верите ему, — скептически сказал Десмет.

— Мистер Десмет, вы человек неглупый и опытный.

— Да, я такой.

— Но если бы вы слышали столько ложных признаний, сколько их довелось услышать мне, вы были бы менее уверенным.

— Господи, но он же был там.

— И вы тоже. Вы оба знали, где найти ее, были осведомлены о перемещениях Зомерлюста, могли организовать покушение без всяких препятствий. Вы оба знали об оружии, могли взять его, имели доступ к нему.

— Но, — глубокий хриплый голос неожиданно повысился, готовый сорваться, — а как же насчет мотива? Он имел все основания. А у меня-то какой мог быть мотив, скажите, бога ради? Эта женщина значила для меня не больше, чем обгоревшая спичка.

— Ну, что касается этого, — сказал Ван дер Вальк почти смущенно, — я мог бы очень легко спрогнозировать для вас мотивы. Взять хотя бы одно только ваше непомерное тщеславие. Я начинаю понимать Эстер. Она осознала… вполне вероятно, только в тот момент, когда вы напоили ее виски и толкнули… что вы были куда более презренным человеком, чем тот, в кого она однажды стреляла и кого могла убить. Она могла — и, по моему убеждению, сделала это — найти резкие слова, чтобы поставить вас на место. Это только мои предположения, и они не имеют значения. Вы сами это знаете. Вы — человек самонадеянный. Возможно, это и делает вас одновременно напористым продавцом и искусным актером. К счастью, это не мое дело.

— Вот и я бы сказал, что это не ваше дело, — прорычал Десмет. От поглощенного в несметных количествах виски его глазки заплыли. Покрасневшие и злобные, они искоса смотрели на Ван дер Валька, словно пытаясь вычислить, действительно ли этот безумец верит в то, что говорит.

Лафорэ, казалось, был полностью поглощен собственными туманными видениями. Его голова склонилась вперед так, что белокурые волосы закрыли по-юношески свежее лицо. Психологически незрел и т. д. и т. п., подумал Ван дер Вальк раздраженно. Хотя внушает странную симпатию. Он ненавидел эти жаргонные словечки, такие гладкие и сочные, но, к сожалению, неточные и расплывчатые. Лафорэ за последний час стал реальнее, чем тот солдат, у которого были видения и над которым издевался доктор, глумился тамбурмажор и который убил свою Марию, не отдавая себе в этом отчета и сам того не ведая…

— Существуют и другие гипотезы, — продолжал комиссар тоном, ставшим грубо веселым, почти вульгарным. — Было бы вполне позволительно предположить, что Десмет убил эту женщину вполне расчетливо, осознавая, что действует из чистейшей трусости. Лафорэ был полезным орудием, без сомнения, но он потерял свою ценность, а кроме того, постоянно напоминал об Эстер Маркс, живой или мертвой. Десмет постоянно держал ухо востро, как он сам говорил о себе. Одной из его подстраховок, равно как и способом получения небольших доходов, было то, что он действовал как информатор ДСТ. Очень неплохо придумано. Огромный фламандец, очень патриотичный — он ненавидел французов. Он всегда ненавидел Лафорэ, так же как всегда ненавидел и Эстер Маркс. Он сотрудничал с вьетнамцами и закончил тем, что его с позором выгнали из легиона. Бесконечные громогласные заявления о том, что прошлое ничего не значит для него, свидетельствуют только об обратном: оно гложет его больше, чем он сам думает. Французы несут ответственность за многие прошлые унижения. Но было бы мудрым побывать в их лагере — таком, как Дьенбьенфу. Когда Десмет услышал, что ДСТ по каким-то своим таинственным причинам стало проявлять интерес к Лафорэ, он решил, что пора отделаться от неудобного сообщника.