Николас Фрилинг - Сфера влияния (сборник)

— Комиссар! Добрый день. Какая печальная миссия.

Ван дер Вальку, который не очень уверенно отличал подполковника от полковника, ничего не оставалось, как сказать:

— Добрый день, полковник. Боюсь, что так.

— Наш человек придет через десять минут. Так вы говорите, трагические обстоятельства?

— Ее застрелили из автоматического оружия, сегодня в обеденное время.

— Ужасно. Но вы же не думаете…

— Нет. Но я должен быть уверен. Я бы с облегчением вздохнул, если бы все его перемещения сегодня можно было тщательно отследить.

— Так вздохните. Он был здесь весь день, и десяток людей могут подтвердить это. Сразу могу вам сказать — он хороший человек. Личная жизнь — это его личное дело, несомненно, но человек он хороший… Надеюсь, что могу утверждать это с гордостью. Как там говорится? «Предположения о преступных намерениях, поскольку его нахождение здесь не доказывает или не может доказать ничего ни с той ни с другой стороны, встречают… или могут натолкнуться на довольно прочный барьер скептицизма». — Он помолчал, решил, что недостаточно хорошо выразил свою мысль, улыбнулся, показав белые ровные зубы, и добавил: — Я пытаюсь сказать вам, комиссар, хотя и довольно неуклюже, что, если вы выскажете свои подозрения насчет этого человека, то они должны быть очень основательными, потому что моя обязанность, безусловно, защищать и отстаивать его интересы. Надеюсь, вы простите меня за то, что я так плохо излагаю свои мысли.

— Это было откровенно. Я рад, что вы предупредили. Не возражаете, если я тоже скажу напрямик? Хорошо. И речи нет о презумпции виновности вашего человека… о том, что он совершил это. Мне нужно допросить его, что я с удовольствием сделаю в вашем присутствии.

Решив как следует расслабиться, комиссар принял небрежную позу и развалился на армейском деревянном стуле. Он скрестил ноги и играл с сигаретой. Курить ему не хотелось, а сигарета была того сорта, который он не любил, но он хотел выглядеть обаятельным.

— Это соответствует традициям, полковник, что армия заботится о своих людях, соприкоснувшихся каким-то образом с гражданским законодательством. Кто-то убил жену этого человека. Почему ее убили автоматическим оружием, которое могло быть армейского происхождения? У меня пока нет заключения баллистической экспертизы.

— Я, разумеется, не стану возражать против того, чтобы вы допросили его. Я не припомню, — полковник выговорил это с некоторой болью, — чтобы у гражданских властей когда-либо были основания думать, что мы не хотим сотрудничать… когда это требуется.

— Я бы хотел взглянуть на его личное дело. Полагаю, что это не будет угрожать безопасности НАТО?

Полковник нахмурился, словно подумал, что будет.

— Как вы знаете, всякий офицер полиции дает присягу и должен хранить профессиональные тайны, точно так же, как всякий врач.

— Но когда вы допросите его и убедитесь в том, что он не мог иметь отношения к этому ужасному преступлению…

— Судебный чиновник, видите ли, затребовал бы все документы, прежде чем встретиться с человеком. Я же предпочитаю сначала встретиться с человеком, вот и все.

Полковник снял трубку:

— Досье сержанта Зомерлюста, пожалуйста. — Видимо, ему ответили: «Он сейчас здесь, сэр», потому что он добавил с наигранной бодростью: — Пусть войдет.

Ван дер Вальк встал. Он не хотел сидеть с таинственным и важным видом, словно агент ФБР.

Вошел человек и встал по стойке «смирно» с профессионально отработанным выражением вежливого уважения на лице. Взглянув на него, Ван дер Вальк почувствовал твердую уверенность в том, что вошедшему ничего не известно о смерти жены. Как ни крути, момент ужасный. Такое честное лицо. Ни один мускул на нем не дрогнул. Круглое, полнощекое, типично голландское лицо, с лоснящимся носом и высоким выпуклым лбом под кудрявыми светлыми волосами. Особенного интеллекта в чертах этого человека заметно не было, но он мог хорошо знать свое дело и быть хорошим товарищем. Полковник откашлялся.

— Зомерлюст, это офицер гражданской полиции, который пришел со срочным сообщением. Я должен добавить, что его новость не из числа тех, которые мне было бы приятно сообщить. — Мужчина устремил твердый взгляд на своего офицера.

Повисла тяжелая пауза.

— Моя жена? — наконец спросил он. Его тон был таким же ровным и невозмутимым, как выражение его лица, но Ван дер Вальк, которому несколько раз приходилось сообщать людям новости такого рода, подумал, что даже в этих двух словах чувствовалась скорее покорность, нежели неверие или даже тревога. Было похоже, что этот человек все время ждал, что рано или поздно… Но не будем читать сейчас чужие мысли.