Александр Щеголев - Старый пёс

Он мельком улыбается.

Вспоминает, какие великие у него были планы. Он ведь всё продумал, прежде чем решиться на эту операцию, весь сценарий проработал. В его фантазиях присутствовала именно разделочная с верстаком для туш, а не комната с лимонадом и топчаном. Плюс папины инструменты: крюк, секач, дисковая пила. Скальпель? Во-первых, его нет с собой, во-вторых, не привык Иван-Альберт работать скальпелем. Пробовал — не понравилось. Жлобство это, если уж по правде. Простой нож куда лучше — тот, что лежит сейчас сиротливо на столе. Хорошо знакомый инструмент, в сущности, друг.

Резать добычу он собирался долго, медленно и, разумеется, живьём. А что получилось? Чуть не убил — тупо и быстро. Начал почему-то душить, хотя не собирался этого делать. Как мальчишка, дорвавшийся до сладкого.

Не справился с собой. Хуже потери контроля бывает только облом, когда не можешь или не успеваешь разрядиться. Он смог и успел…

Так что на самом деле всё было здорово!

Повторить?

На полу разбросаны вещи: блузка, юбка, разорванные трусики и лифчик. На блузке не хватает пуговиц. Сумочка (с ремнём через плечо) — пустая. Содержимое сумки тоже вывалено на пол: всякая дамская фигня, включающая ночную рубашку, и несколько толстых тетрадей. Мальчик, любопытствуя, поднимает тетради. « Шевченко Светлана, группа 4705 ». Ага, студентка. А это конспекты, начатые недавно. «Материаловедение», «Высшая математика», «Политическая экономика», «Теоретические основы электротехники». Умная, что ли? Второй курс, похоже. Знакомый первокурсник рассказывал Ивану-Альберту, что «Политическая экономика» начинается со второго, а на первом — «История КПСС».

Иван-Альберт переводит взгляд на пленницу. Она смотрит в потолок, дышит со скрипом.

А ведь папа тоже в неё, как это взрослые называют, кончил . Может, не один раз. И после папы она не мылась… Вот это мысль, вот ведь неожиданность! Почему-то столь очевидное обстоятельство Ивану-Альберту раньше в голову не приходило. Спрашивается, в какую сливную дыру он совал своё сокровище? Бр-р-р… Мальчик копается в себе, торопясь понять, всё ли так, всё ли, как надо. Главный вопрос: противно ли ему? Вроде нет. Скорее, наоборот, возбуждает. Отец-охотник — он во всём первый, это естественный порядок вещей, назначенный природой…

Возбуждение нарастает. Природа — она природа и есть. Некоторое время мальчик ласкает себя, затем снимает трусы совсем — мешают. Рубашку тоже, остаётся в одной футболке.

— Красавцы, — отчётливо произносит девушка.

— Чего-чего?

— Герои-любовники. Пока бабу не свяжете, хер не встанет.

Тварь! Гнида!

На этот раз Иван-Альберт сделал всё, как надо, точно зная, чего ему хочется и каким способом этого достичь. Так он думал поначалу. Как же он их ненавидел — их всех! Как же страстно он их всех желал! Отстегнул ведьме ноги — пусть поборется, если сможет (боролась она вяло), — и вбил кол по самые её грязные голосовые связки. Руки — твари на горло, чтоб не молола тут позорную чушь. Придушил в меру, только чтоб испугалась (она испугалась, о, ещё как!).

Но не смог остановиться.

Когда сверхновая лопается в его мозгу, добыча уже безнадёжно испорчена: валяется на клеёнке, как скомканная тряпка. Глаза выпучены, язык вывален. Тогда не додушил до конца, зато теперь…. Он даже пугается на мгновение. Человека убил! Впервые! Совершенно особое ощущение, не сравнить с кошками и псами; вообще ни с чем не сравнить…

Был испуг, и нет его. Гордость распирает. Полный сил, герой спрыгивает с ложа, быстро одевается.

Попробовать реанимировать дуру? Искусственное дыхание, ё-моё. Как это делается, Иван-Альберт, само собой, знает… Не, нафиг! Умерла так умерла.

Уже с холодной головой он перетаскивает тело в разделочную, водружает на верстак. В первый раз — всё в первый раз. Никакой подготовки. Тело нужно будет вынести с участка, спрятать, раскидать по миру — небольшими порциями. Когда-то ему попался на глаза учебник поваров для студентов техникума. Там были шикарные страницы по технологии разделки мяса, очень ему это понравилось. Запомнил схемы. Теперь попробует сам — на человеке. Почему бы нет? Человек-то уже не человек вовсе, а та же туша… Как на всё это посмотрит отец? Лучше не думать… Блин, а чего я должен всего бояться, сердится Иван-Альберт. Резать мясо — почти такой же кайф, как и тот, что был только что. Или больше? Конечно, больше! Лучше бы, конечно, мясо было живое, с эмоциями. С паникой в глазах…

Опять он испытывает эрекцию.