Мэри Стюарт - Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости [сборник]

Если бы я оказалась снизу, то, вероятно, сильно бы расшиблась или потеряла бы сознание — он был очень тяжелым, но Ангелос упал на бок и потащил меня за собой. Даже в таком положении он ни на секунду не ослабил хватки и, оказавшись на земле, быстрым движением подмял меня под себя.

Я лежала на спине, а моя левая рука была вывернута и находилась подо мной, и наш двойной вес так сильно давил на нее, что казалось, еще чуть-чуть, и она сломается. Ангелос, одной рукой схватив мою правую руку, прижимал ее к камню, а другой потянулся к моему горлу. Под тяжестью его тела я была не в состоянии шелохнуться, и тогда я, совершенно обезумев от ужаса, завизжала и стала беспомощно трепыхаться под ним и дергать головой в разные стороны, стараясь увернуться от его руки, которая все тянулась и тянулась к моему горлу, чтобы стиснуть его мертвой хваткой. Я опять закричала. Выругавшись по-гречески, он с силой шлепнул меня по губам. Голова моя откинулась и ударилась о камень, а его рука наконец сжала мне горло…

Я все еще была жива. Прошла целая вечность, и бурлящая тьма агонии расступилась, а я все еще была жива. Лежала себе на спине в горячей пыли, а надо мной сверкал небесный свод, трепещущий голубой купол. Ангелос по-прежнему давил меня всей своей тяжестью. Я ощущала запах его тяжелого дыхания; сам он смердел потом; мокрая горячая рука зажимала мне рот; другая, замершая на моей шее, вдруг дернулась.

Он не отодвинулся в сторону. Просто лежал очень тихо, весь напряженный, и глядел на вход во впадину. Затем ладонь соскользнула с моего лица и поползла к камню — он нащупывал опору, чтобы встать. Помню, его рука оказалась на моих волосах и, когда он оперся на нее, мне стало больно. Эта легкая боль подействовала на меня, как шпоры на коня. Я вернулась к жизни. Перестав щуриться на трепещущую синеву неба, я попыталась повернуть голову, чтобы выяснить, куда же это смотрит Ангелос.

Он смотрел прямиком на солнце. Поначалу, ослепленная, я ничего не увидела у входа во впадину. Потом увидела его.

Я сразу поняла, кто это, хотя различить можно было лишь силуэт на фоне света. И все равно по спине у меня пробежала холодная дрожь, когда я почувствовала, как вздрогнуло сердце Ангелоса, и я услышала, как он еле выговорил:

— Майкл?

Осознание, потрясение, узнавание — все нахлынуло за несколько секунд, но мне они показались веками.

Первый кадр — Саймон, застывший в сияющем провале входа; второй — Ангелос, легко, как танцор, вскочивший на ноги. По всей вероятности, он напрочь забыл, что пистолет валяется рядом, потому что рука его автоматически потянулась к бедру. А Саймон в то же время, словно на лыжах с трамплина, промчался вниз по склону; за ним на расстоянии пяти ярдов тянулось облако пыли.

Ангелос продолжал стоять надо мной с рукой на бедре и глядел на Саймона.

Саймон же замер на месте. Мне не было видно его лицо, но я видела лицо Ангелоса, и в моих жилах снова запульсировали страх и боль, словно отходила заморозка. Трепыхаясь в пыли, я все пыталась что-то произнести, объяснить Саймону, кто этот человек, но распухшее горло саднило, и круги ослепительного света при каждом моем движении причиняли мне боль, так что я не могла произнести ни звука. Ангелос наверняка чувствовал, как я копошусь внизу, но не обращал внимания. Да и Саймон даже не взглянул на меня. Мужчины следили друг за другом, как собаки, медленно и осторожно ходящие кругами перед дракой.

Я ждала, что Саймон тут же бросится на него, как и прошлой ночью. Я не заметила, как тяжело он дышит, стараясь взять под контроль сердце и легкие после стремительного бега, — услышав мой крик, он со всех ног кинулся мне на помощь. Не поняла я и того, что ему было неизвестно, вооружен ли грек. Он боялся, что Ангелос успеет воткнуть в меня нож либо пристрелить. Тогда я была не в состоянии все это осознать, видела лишь, что Саймон не двигается. Еще помню, что с каким-то холодным любопытством гадала, уж не боится ли он. Медленно-медленно он сделал два шага вперед, и я увидела его лицо. Ощущение холода оставило меня, и я перестала бояться. Со страхом пропало и напряжение, я успокоилась, и меня начало трясти. Заныли все болячки. Перевернувшись на бок, я попыталась отползти от Ангелоса подальше. Встать я была не в состоянии, но сумела отползти примерно на фут. Дрожа и задыхаясь, я добралась до валуна, у которого когда-то сидела.