— Что это ты тут делаешь?
Вопрос прозвучал прямо за моей спиной. Я резко обернулась. Из-за можжевелового куста возникла Даниэль. На сей раз она была одета в алую юбку колоколом и бирюзовую блузку с вырезом. С большим вырезом. И разумеется, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. Контрастируя с бледно-желтоватой кожей, розовел помадой рот. Сегодня ногти ее покрывал такой же, как и помада, бледно-розовый лак, но на тонких загорелых руках он был несколько не к месту.
— Здравствуй, — вежливо ответила я.
Если мне придется поселиться с ней по соседству, не стоит давать ей возможность проявить вчерашнее раздражение и дурные манеры. Но Даниэль угрызениями совести себя не обременяла. Было очевидно, что манеры — дурные ли, приятные — не имеют для нее значения. Она жила так, как ей хотелось, а если кому-то это не нравится, так это его трудности. Она резко повторила, причем с такой интонацией, словно ее это действительно интересовало:
— Что ты тут делаешь?
Изобразив удивление, я произнесла:
— Сижу, любуюсь. А ты?
Тогда она подошла ко мне. Двигалась она как манекенщица: бедра выбрасывала вперед, сдвинув колени вместе. И застыла между мной и обрывом, приняв позу с картинки из журнала мод: одно бедро в сторону, в тонкой руке сигарета, носки указывали двадцать минут восьмого. Оставалось только приоткрыть рот, чтобы на свет показался кончик языка.
Она заметила:
— В такую жару подниматься от святилища — слишком долгий путь.
— Правда? Он тебя утомил или ты шла от студии?
Глаза ее сверкнули. Я никак не могла уразуметь, почему ее так сильно заботит вопрос, что я тут делаю, а он таки ее заботил. Само собой, я вовсе не собиралась рассказывать ей, где мы были. Паломничество Саймона касается только его, и никого другого. То, что он решил взять меня с собой, тоже касается лишь его. И Даниэль я ничего не скажу.
Она поинтересовалась:
— А где Саймон?
— Не знаю, — честно ответила я. — А ты что, его ищешь?
— Да нет. — К моему удивлению, она села в двух ярдах от меня. Уколовшись бедром о чертополох, она грязно выругалась по-французски, потом удобно устроилась в пыли и улыбнулась. — Сигарету?
— Большое спасибо, — не подумав, согласилась я.
Она молча разглядывала меня, а я курила и пыталась не злиться — вставать и уходить уже неудобно, но очень хочется. И почему, общаясь с подобными людьми, изо всех продолжаешь придерживаться своих собственных табу; почему мои хорошие манеры не позволяют мне встать (Даниэль-то поступила бы именно так), сказать: «Как же ты мне надоела, невоспитанная неряха, да и не нравишься ты мне» — и преспокойненько удалиться? Так нет же, сижу себе с доброжелательно-равнодушным видом и дымлю ее сигаретой. Хотя, честно говоря, ее сигарета — прямо-таки нектар и амброзия в сравнении с той, что дал мне Нико. Продолжая гадать, что побудило ее предложить мне оливковую ветвь, я настороженно рассматривала ее. «Я боюсь данайцев, даже дары приносящих».
— Тебя не было в «Аполлоне» в обед?
— Нет, — призналась я. — А ты была?
— Где же ты ела?
— Я была на пикнике. На свежем воздухе.
— С Саймоном?
Я подняла брови, попытавшись изобразить холодное изумление от подобного допроса. Никакой реакции.
— С Саймоном? — повторила она.
— Да.
— Я видела, как он ехал на машине.
— Да ну?
— Он тебя где-то подобрал?
— Да.
— И куда вы ездили?
— В южном направлении.
На минуту подействовало. Потом она спросила:
— Почему ты не хочешь говорить, где вы были и что делали?
Я беспомощно глядела на нее:
— А почему я должна говорить?
— А почему бы и нет?
— Потому что, — ответила я, — терпеть не могу, когда меня допрашивают.
Проглотила.
— О? — И взглянула на меня огромными усталыми глазами. — Почему? У вас с Саймоном что-то есть?
Столь невинный вопрос в устах Даниэль означал лишь одно. И я взорвалась:
— О господи! — Потом захохотала и ответила: — Нет, Даниэль. Между нами ничего нет. Мы доехали до Араховы, оставили машину и пошли вверх по направлению к Дельфам. Устроили пикник в красивом месте, откуда был виден Парнас. Потом я отправилась домой, а Саймон за машиной. Если посидишь здесь еще, увидишь, как он проедет внизу. А ежели тебе неизвестно, как выглядит нанятая тобой машина, я сообщаю: большая и черная. Марку не знаю. Я мало разбираюсь в машинах. Достаточно? Благодарю за сигарету, но мне пора.
Потушив на две трети выкуренную сигарету, я встала.
Она вильнула телом в пыли, как змея, и улыбнулась. Упавшая с ее губы сигарета тлела на земле. Она не стала пытаться ее реанимировать, только улыбалась, показывая белые зубы и язык, бледно-розовый, как и губы и ногти.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу