Фредерик Дар - Убийца. Бесполезное расследование

Она вздохнула.

— Ну, ты, однако…

— Что — я? Я тебе мешаю, да, Эмма? Тебе так хотелось, чтобы я поскорее подох, что ты отправила мне в тюрягу отравленную жратву. Кстати, именно благодаря ей, а значит, и тебе, я смог оттуда вырваться. Правда, смешно?

— Сколько ты хочешь?

— А сколько ты предлагаешь?

Она помедлила.

— Миллион устроит?

Я расхохотался.

— Эмма, я ведь не милостыню прошу, а то, что мне причитается!

— Пять?

— Нет, десять миллионов. Это еще и немного, я тебе по дружбе уступаю. Я давно мечтал загрести чемодан с пачками денег. И рад, что получу его от тебя. Я чувствую, что это принесет мне счастье…

Она пожала плечами.

— Ладно.

— Но ты хотя бы скажи, что считаешь сделку честной.

— Я считаю сделку честной, Капут!

Она не двигалась. Я наклонился к ней, не забыв выставить вперед лезвие ножа, чтобы быть готовым к любой неожиданности.

— Ты что это? — спросила она.

Я приблизил свои губы к ее.

— Позволь-ка…

Она ответила на мой поцелуй, наполовину прикрыв глаза и оставив в них лишь тонкую щелочку фиалкового взгляда, жгучего, как огненная струя.

Вот теперь порядок. В тюрьме я много раз представлял себе эту минуту. Я ждал ее с таким остервенением, что она просто не могла не наступить.

Это было хорошо. Отодвинувшись от нее, я почувствовал такое облегчение, словно только что ею обладал.

— Ну, что теперь? — спросила она.

Я перешагнул через спинку сиденья и устроился рядом с ней.

— Кто у тебя обитает?

Она замялась.

— Никто…

— Не трынди, лапуля.

— Ну… Робби, кто ж еще.

— Ага, Робби. Его я тоже рад буду увидеть снова. Это твой любовник, да?

— Глупый ты.

— Раньше был, но теперь пошел на поправку. Таблетки от глупости принимал: «камерол» называются. Очень помогает. Вы с ним сообща все придумали, так ведь?

— Да нет же, милый, клянусь тебе…

— Вот клясться не надо. И «милым» меня тоже не надо называть. В нашем с тобой случае это звучит чуток по-идиотски. Ладно, теперь, когда мы снова вместе, давай к делу. Поехали!

— Куда?

— К тебе, красавица, куда же еще?

Она снова завела машину. Ездила она хорошо, этого дара я в ней еще открыть не успел. Обычно это дано немногим бабам.

Некоторое время мы катили по извилистой дороге, поднимавшейся в гору. Справа расстилалось под луной море. Я думал о старой посудине, где меня ждали мои одеяло и бритва. Пожалуй, я поторопился с покупкой этого скарба. Мне предстояло спать в более удобном месте.

— Только не надо глупостей, Эмма, — добавил я. — Можешь не сомневаться: если попробуешь меня прокатить, я без малейших колебаний перережу твою прелестную шейку.

Она пожала плечами:

— Понятно.

Она сделала резковатый поворот, видимо, занервничав от моей угрозы. Потом свернула с шоссе на дорогу, обсаженную худосочными пальмами. Их пересадили сюда уже взрослыми, и они, похоже, не слишком обрадовались предложенной им новой почве.

Тем не менее при лунном свете, среди стрекотанья цикад и на фоне моря они производили определенный эффект.

В глубине долины возвышалась великолепная вилла в провансальском стиле — янтарно-желтая, с полукруглой черепицей на крыше и лепкой вокруг окон.

— Скажите, пожалуйста… — проворчал я. — И давно ты сделала это приобретение?

— Нет, недавно.

— Я думал, твоя мечта — Южная Америка, но вижу, тебе достаточно и нашего южного побережья?

— Достаточно, пока…

Она хотела, видно, сказать «пока не закроют дело», но смолчала, сообразив, что это была бы чудовищная промашка. Дело могло закрыться только с моей смертью. И до тех пор Францию ей покидать было нельзя. Временами она явно теряла ориентировку — от излишнего нетерпения.

— Ты уверена, что Робби один?

— Уверена.

— Ты уверена, что у него не болтается в кармане пистолетище? В его-то карманах скорее найдешь пушку, чем авторучку… Ну, ладно, поглядим. Но если у него все же есть карманная артиллерия, скажи лучше, чтоб подальше запрятал: в случае чего в первую очередь достанется тебе.

Она не ответила. Машина безукоризненно ровно остановилась перед крыльцом.

— Молодчина, девка. Теперь веди себя спокойно, что бы ни случилось.

Мы вышли из машины и стали подниматься по ступенькам. Робби показался в тот момент, когда мы открывали входную дверь. Он стоял, выпрямившись во весь рост, в большой гостиной с белыми и серыми плитами на полу. При виде меня у него сделалось немного туповатое лицо, будто он получил по черепу дубинкой. Я опасался, что он завопит и к нему подоспеет подмога. Но ничего подобного не произошло, и Робби, совершенно растерянный, молча стоял предо мной.