Шарль Эксбрайя - Опять вы, Иможен? Ну и наломали вы дров, инспектор. Ее все любили

— Боюсь, что мы вообще никогда не сможем прийти в себя, Элизабет.

— Нам известно, мсье комиссар, что вы делаете все, чтобы вывести на чистую воду это ничтожество, решившее избавиться от мешавшей ему жены.

Гремилли осмелился перебить свою собеседницу:

— Прошу великодушно извинить, мадам, но у меня такое впечатление, что убийца вам известен.

— В равной степени, как и вам, мсье комиссар!

— Уверяю вас, что пока…

Теперь наступила очередь мадам де Новаселль перебить гостя:

— Полноте! К чему делать вид, будто вы не знаете, что Арсизак стал невменяемым после того, как понял, что не получит развода и не сможет жениться на этой потаскушке!

— Поверьте мне, мадам, что если даже мсье Арсизак и находится сейчас в трудном для него положении, это еще не значит, что против него может быть выдвинуто официальное обвинение.

— Человек коварен! Впрочем, коварство — основная черта всех выскочек, а иначе как бы они выходили в люди? Как бы там ни было, мы не потерпим, чтобы, желая явно или нет защитить мужа, пачкали честное имя жены.

— Мне кажется, я не совсем вас понимаю.

— Хорошо, я расставлю все точки над «i». Нам стало известно от мадам Бесси, что во время следствия вам пришлось иметь дело с людьми без стыда и совести. Они осмелились, преследуя какие-то свои грязные цели, о которых мы и слышать не хотим, не так ли, Одилия?..

— Конечно, Элизабет.

— …распространять различного рода мерзости о нашей бедной дорогой подруге, которую постигла такая ужасная участь. Вы с нами согласны, мсье комиссар?

— Я с удивлением констатирую вашу осведомленность о конфиденциальных сообщениях, сделанных мной в беседе с судебным следователем…

— Пусть вас это не шокирует, мсье комиссар. Мое положение в Перигё требует, чтобы я была в курсе всего, что здесь происходит. Вы тоже так считаете, Одилия?

— Вне всякого сомнения, Элизабет.

— Я должен признаться вам, что некоторые из опрошенных мной лиц дали мне понять, что воспринимали мадам Арсизак несколько иначе, чем это было принято.

— Скандал! Настоящий скандал!

— Мне намекнули, что мадам Арсизак была далеко не тем нежным ангелом, за которого ее иногда принимали, и что она, если понадобится, могла проявлять безграничную злость вплоть до садистских выходок.

— О! Вы слышите, Одилия?!

— Слышу, Элизабет, и во мне все переворачивается!

— Еще бы! Все, что вы от них услышали, мсье комиссар, — не что иное, как сплошная гнусность! Верьте мне на слово!

— Но ради чего этим мужчинам и женщинам обижаться на мадам Арсизак до такой степени, чтобы распространять о ней различные небылицы, оскорбляющие ее память? К тому же я слышал кое-что и похуже…

— Похуже? — хором простонали обе женщины.

— У мадам Арсизак был любовник.

Мадам де Новаселль издала звук, похожий на рычание, схватилась рукой за горло и, закатив глаза, прохрипела:

— Одилия… быстро… успокоительного!..

Мадам де Сен-Блен засуетилась. Наконец она плеснула что-то в стакан, который поднесла к губам подруги, и принялась ее поить, поддерживая ей голову. Опорожнив стакан, мадам де Новаселль смачно выдохнула и, после того как дыхание ее восстановилось, сказала:

— Мсье комиссар, вы чуть меня не убили. Я за всю свою жизнь ничего подобного не слышала! Бедная малышка Элен… настолько чиста… целомудренна… стыдлива, даже излишне, так что я ее, моего дорогого ангелочка, порой просто вгоняла в краску вольностью речей, достойных дочери, внучки и правнучки гусар. Мсье комиссар, кто осмелился вам сказать такую гадость?

— Супруга любовника.

Какое-то мгновение мадам де Новаселль сидела с открытым ртом, не в силах произнести ни слова, в то время как из груди Одилии де Сен-Блен вырывались полные негодования звуки, похожие на цыплячий писк.

— Я не ослышалась, мсье комиссар? — спросила побагровевшая мадам де Новаселль.

— Не думаю, мадам.

— Эта женщина — чудовище! Сумасшедшая! Выдумщица! Оскорблять память несчастной, жизнь которой с таким распутным мужем была настоящей Голгофой… Как только язык поворачивается! Бедняжка надеялась, что, глядя на пристойный образ жизни, который она вела, он наконец одумается и вернется к ней. Мы-то хорошо знали, как она страдала, потеряв сердце Арсизака, не правда ли, Одилия?

— О да, Элизабет!

— И вы пришли мне рассказать, что у этой преданной жены был любовник! Я не верю вам, мсье комиссар! Вас просто обманули!

— С какой целью?

— Мне это неизвестно! Возможно, без всякой цели, а лишь потому, что люди низменны по самой своей природе и в общей своей массе отвратительны.