Шарль Эксбрайя - Опять вы, Иможен? Ну и наломали вы дров, инспектор. Ее все любили

В отличие от Тиллу, сорокапятилетний фармацевт-гомеопат был весьма элегантным блондином. Жена его также была светловолосой, и ее можно было бы назвать миловидной, если бы не рыхлая кожа лица и мутно-близорукий взгляд. Она сразу же показалась Гремилли занудой и плаксой, которая постоянно на что-то жалуется. Именно она и открыла полицейскому дверь.

— Что мсье угодно?

— Поговорить с мсье Суже, если можно.

— Вы… по личному делу к нему?

— По самому что ни на есть личному.

Она недоверчиво посмотрела на Гремилли и обратилась через плечо:

— Альбер, ты не подойдешь на минуту?

Фармацевт, занятый раскладыванием пакетов, заполненных различными лекарственными травами, оторвался от своего дела.

— Что там еще?

— Какой-то мсье хочет с тобой поговорить.

— О чем?

— Я не осмелилась у него спросить об этом.

Решив покончить с этой смехотворной сценой, полицейский назвал свою фамилию и род занятий, что, впрочем, не вызвало у них никакого волнения, если сравнивать с реакцией супругов Тиллу. Суже лишь спокойно попросил Гремилли пройти с ним за стойку, оставив в магазине жену.

— Чем могу быть полезен, мсье комиссар?

— Я занимаюсь расследованием обстоятельств убийства мадам Арсизак.

От Гремилли не ускользнуло еле уловимое беспокойство, мелькнувшее в глазах Суже. Что бы это значило?

— Я, право, не знаю, чем…

Полицейский не дал ему закончить:

— Мне хотелось бы услышать ваше мнение о прокуроре Арсизаке, и не буду от вас скрывать, что мсье Тиллу, от которого я сейчас иду, высказался о нем довольно-таки резко.

Фармацевт улыбнулся.

— Этьена я знаю давно. Это славный малый, но без царя в голове. Бывший военный, он понравился нам своей прямотой и непреклонной верой в великие принципы демократии. Что до его философской проницательности, то тут мы от него многого не ждем. Если он и сказал что-то резкое в адрес Арсизака, то это потому, что прокурор как представитель ненавистного Тиллу класса олицетворяет в его глазах все пороки своей среды. Для Этьена существует лишь черное и белое без каких бы то ни было оттенков.

— Вы знаете, мадам Тиллу мне показалась еще более агрессивной.

— Ах, эта! Она вбила себе в голову, что ее муж должен быть среди первых лиц города, и постоянно страдает от избытка зависти. Она убеждена, что любое важное место — будь то мэрия или генеральный совет — должно по праву принадлежать ее супругу.

— Именно это впечатление я и вынес из их дома. А что вы сами, мсье Суже, думаете об Арсизаке?

— Да что тут говорить — он не хуже и не лучше многих из нас. Одни его не любят, потому что, имея жену-красавицу, он обманывал ее (думаю, нет надобности что-либо рассказывать вам об этом, не так ли?), другие не могут ему простить его головокружительной карьеры. Ну и, наконец, граждане самых строгих правил упрекают его в том, что он не ходит важным гусем, а любит пожить в свое удовольствие.

— То есть, если судить по вашим словам, личность скорее симпатичная, чем отталкивающая?

— Вне всякого сомнения.

— А его жена?

— Бедняжка… Какая ужасная судьба! Кто бы мог даже на секунду предположить, что красавица Элен Арсизак закончит свои дни подобным образом?!

— Вы ее знали?

— Как и все.

— У вас никогда не было причины ее в чем-нибудь упрекнуть?

— Мы принадлежали к разным кругам. Кроме того, политические взгляды, которые я защищаю, не позволили бы мне войти в особняк на бульваре Везон, даже если бы у кого-то вдруг и появилось желание меня туда пригласить.

— А какой вы видели мадам Арсизак?

— Ей наверняка пришлось изрядно побороться, чтобы быть принятой в обществе, в которое она попала по воле судьбы. Вам, вероятно, уже доложили о ее происхождении? Я думаю, можно только восхищаться, с какой легкостью ей удалось преодолеть все препятствия, расставленные на ее пути. Даже самых злых она обезоруживала своим милосердным отношением к несчастным. Даже маленькая, чья-то боль не могла ее оставить безразличной. Вот почему Перигё оплакивает Элен Арсизак.

— И вы в том числе?

— Разумеется.

— А вас не смутит, если я скажу, что мне приходилось слышать нечто совершенно противоположное?

— Нет. Всегда найдутся мелкие людишки. А потом, зависть… Кроме того, есть и такие, для кого выразить восхищение значит показать свою слабость. Для них гораздо проще оклеветать своего ближнего. Люди злы, мсье комиссар.

— Как вы догадываетесь, не мне утверждать обратное.

Возвращаясь в новый город, Гремилли пришел к мнению, что жить в маленьком провинциальном городке не так сладко, как это казалось раньше. Он испытывал ощущение, будто бродил по аллеям огромного сада-лабиринта, и как бы он ни был уверен, что вот эта дорога наконец приведет его к выходу, каждый раз оказывалось, что он крутился вокруг одного и того же места. Портрет Элен Арсизак, составленный Гремилли со слов опрошенных, напоминал ему неоновые рекламные щиты на фасадах больших магазинов, где изображение вдруг исчезало в темноте ночи, чтобы спустя некоторое время возникнуть вновь в свете тысячи огней. И полицейский терялся, не зная, какое из этих лиц — темное или светлое — принадлежало убитой.