Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

Фрэнсиса это рассмешило, а у того округлились глаза.

— Вы, случайно, не сумасшедший? Я не люблю работать с психами! С ними всегда набьешь себе шишек…

Какой-то проблеск появился в его глазах; и он склонился к соседу.

— Скажите, а вы, случайно, сами не пробовали?

— Чего не пробовал?

Незнакомец ошалело посмотрел на него.

— Вы что, надо мной издеваетесь? Ладно, покончим с этим… но сразу же хочу вам сказать, что вы мне не нравитесь!

Говоря это, он сошел со своего табурета, слегка толкнув Фрэнсиса, и удалился. Увидев, как он уходит с коробкой конфет под мышкой, Фрэнсис автоматически поискал взглядом свою и не увидел ее. Этот тип ее унес! Подарок для Морин! Он сразу же вскочил и крикнул вдогонку уходящему:

— Эй вы, вы взяли мою коробку!

Мужчина, который уже дошел до двери, резко остановился и обернулся. Он стал мертвенно-бледным. Фрэнсис догнал его.

— Это что, у вас такое развлечение? То, что у вас в руках — принадлежит мне.

Тот не мог даже сглотнуть слюну, видя, как на него уставился весь зал. Он пробормотал:

— Извините…

И очень быстро добавил шепотом:

— …Нет, честное слово, вы сошли с ума! Что с вами? Вы хотите, чтобы нас сцапали? — и громко, — если вы уверены, что коробка ваша?…

— В ней конфеты. Если хотите, я могу открыть!

— Нет, нет! Возьмите коробку, и еще раз — тысяча извинений…, — шепотом, — эта шуточка вам дорого обойдется!..

И он ушел прежде, чем удивленный Фрэнсис сумел что-либо понять.

Когда Фрэнсис увидел ее такой красивой и сверкающей, ему, чтобы выразить переполнившее его счастье, захотелось спеть «God save the Queen» [10] «Господи, спаси Королеву» — английский гимн. , но он вовремя остановился, вспомнив, что Морин — наполовину ирландка, и ей это может не понравиться. Восхищение, которое девушка увидела в его глазах, наполнило ее сердце приятной теплотой. Фрэнсис сразу же увлек ее на ферри-бот [11] Паром ( англ. ). через Мерси, и они устроились на скамье у левого борта. Глядя на удалявшиеся высотные здания Пиерхеда и доки Ливерпуля, они представили себе, что вдвоем отправляются в дальнее путешествие и что там, на пристани, уже скрытые расстоянием, их родственники размахивают платками. Фрэнсис взял руку Морин и нежно сжал ее. Она улыбнулась ему в ответ. Он с увлечением заговорил:

— Морин, мы проведем прекрасный день… день мечтаний и поэзии!..

Как настоящая ирландка, она была согласна помечтать, но вот насчет поэзии… Она незаметно бросила быстрый взгляд на своего спутника, вдохновение которого ей льстило и все же немного беспокоило. В своей шляпе он действительно был похож на джентльмена и к тому же был так нежен и образован… Если ей однажды придется привести его на Спарлинг Стрит, как он найдет общий язык с Пэтриком, Шоном, Лаэмом и Руэдом? Быть может, только мать сумеет поговорить с ним, но ее слово так мало значит в решении семейных вопросов…

Морин прогнала беспокойные мысли. Было солнечно, она сидела рядом с очень симпатичным парнем, на которого, казалось, произвела глубокое впечатление, ее платье имело успех, чего же еще желать?

Они сошли в Биркенхенде и пошли по длинной аллее от причала к вокзалу. Держась за руки, как тысячи и тысячи влюбленных во всем Объединенном Королевстве, они считали, что в это воскресенье они совершали что-то такое, что еще никому до них не удавалось. Как только они оказались в конце небольшого спуска, перед Фрэнсисом возник незнакомый мужчина и приложил ладонь к его груди, чтобы остановить Бессетта. Фрэнсис в этот момент был настолько в другом мире, что не сразу узнал типа из «Дерева и Лошади», который хотел взять его коробку. Толпа обтекала остановившуюся троицу со всех сторон, словно ручей, разбегающийся на многие струи, когда он не может преодолеть препятствие. Фрэнсис и Морин еще не оправились от удивления, как человек в клетчатом проворчал:

— Ну что, шутки окончились? Достаточно представления?

Наверняка этот человек был сумасшедшим! Но будь он сумасшедшим или нет, Фрэнсис не мог ему позволить так вызывающе себя вести в присутствии Морин. Он очень сухо спросил:

— Что вам угодно, наконец? Кажется, я вас не знаю?

Лицо того стало пунцовым:

— Значит, все продолжается? Мистеру угодно устраивать этот балаган?

Вмешалась Морин:

— Кто это, Фрэнсис?

Незнакомец слегка обернулся к ней:

— А вам, детка, я не советую вмешиваться!

Дочь Пэтрика О'Миллой очень не любила подобное обращение и, позабыв о том, что она здесь находится в качестве скромной девушки в сопровождении рыцаря, слегка отступила, чтобы лучше размахнуться, и носком туфли произвела мастерский удар в колено толстяку, который завопил от боли. Мисс О'Миллой сказала: