Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

В отчаянии она обернулась к отцу и спросила:

— Но что же я могу поделать, дедди?

— Уехать вместе с ним!

В последующие дни было немало вздохов, слез и сожалений. Энрико, который никак не мог привыкнуть к английскому образу жизни, но при этом больше собственной жизни любил Мери Джейн, предложил ей вместе умереть. Она бросилась за утешением к Тэсс, но и та ходила словно в воду опущенная с тех пор, как Пьетро объявил о своем отъезде. Приобретением билетов на самолет занялась Сьюзэн. Проходя всего лишь стажировку в полиции, девушки никогда не носили униформу, помимо часов их службы. В аэропорту сердца троих парней сжались от неизбежности: они прибыли сюда вовсе не для того, чтобы сказать «до скорого свидания». Девушек нигде не было. Энрико сказал:

— Они побоялись, что не смогут выдержать расставания. Даже не знаю, как смогу это вынести, пока мы не прилетим.

В самолете, заняв свои места, они никак не могли понять, почему Сьюзэн приобрела билеты так, что они сидели не рядом, а один за другим. За одну-две минуты до окончания посадки в салон вошли три англичанки и спокойно заняли места рядом со своими женихами. Еще не веря в неожиданное счастье, Фортунато спросил:

— Что это значит, Сьюзэн?

— Сейчас объясню, дарлинг. В Великобритании настолько трудно найти себе мужа, что, когда девушке удается подыскать себе подходящего парня, она ни за что его не упустит, даже если для этого ей приходится следовать за ним в Италию и отказаться от службы короне.

Дэвид Тетбери проснулся рано утром и подошел к окну. Шел мелкий дождь, а западный ветер гнал по серому небу темные облака. Тетбери потер руки. День обещал быть прекрасным, а из-за этой погоды чай и пирожные, которые приготовит дорогая Гарриет, будут еще вкуснее. Он растопил камин, прокашлялся, шмыгнул несколько раз носом и протер себе глаза. Все было просто великолепно.

Приближался знаменательный день, когда Рэдстоки должны были опять отправиться в Сан-Ремо на свадьбу дочери. В Лондоне к ним должны были присоединиться миссис Мачелни и миссис Джиллингхем. Мистера Джиллингхема не отпустили с работы, и он попросил Генри быть посаженым отцом на всех трех свадьбах. Генри ел яичницу с ветчиной, а сидевшая напротив Люси довольствовалась бутербродами, что она делала с того самого дня, как увидела великолепные женские фигуры на пляже в Сан-Ремо. Рэдсток сказал:

— На улице дождь… — И недовольно добавил, — … как обычно.

— Что с вами, Генри? — удивленно спросила Люси. — Неужели английская погода вам больше не нравится?

— А вы знаете, дорогая, как прекрасно вы выглядели в купальнике на пляже в Сан-Ремо? Солнце придало вам молодости!

— Прошу вас, Генри, не говорите таких глупостей; вы заставляете меня краснеть!

— Я искренне говорю с вами, Люси. К сожалению, в этой проклятой стране у вас никогда не будет повода опять надеть купальник.

— Увы, нет! — почти что простонала она.

Рэдсток проглотил три бутерброда, но, когда Люси поставила перед ним тарелку с порриджем, он отодвинул ее на глазах у удивленной жены и проворчал:

— Никогда бы не moг поверить, что целых шестьдесят лет ел по утрам такую гадость!

И тогда Люси Рэдсток поняла, что наступило время перемен. Она фазу же внесла необходимые поправки в свое поведение.

— Генри, я безумно рада оттого, что мы возвращаемся в Сан-Ремо, но мне ужасно трудно думать о том, что после свадьбы нам придется покинуть Италию и нашу единственную дочь и возвращаться Бог знает куда. Увы, мы не так уж молоды, дорогой!

Рэдсток взял жену за руку.

— Откровенно говоря, Люси, у нас нет необходимости возвращаться сюда.

От такой прекрасной перспективы волна счастья целиком захватила Люси. Она встала и поцеловала Генри так, как еще ни разу не целовала его со времени их свадьбы. С величайшей радостью и спокойствием души, словно обретя вторую молодость, мистер и миссис Рэдсток совершили предательство по отношению к Англии!

Как и подобает верным друзьям, Дэвид и Гарриет Тетбери стояли на перроне до тех пор, пока огни последнего вагона лондонского поезда, уносившего в дальние края Рэдстоков, не растаяли в тумане. Они покинули здание вокзала, и Тетбери отметил с каким-то мрачным удовольствием, что скоро из-за тумана невозможно будет разглядеть противоположную сторону улицы. Он взял жену под руку и, вдохнув полные легкие сырого промозглого воздуха, заявил:

— Дорогая, это и есть самая лучшая погода для настоящих людей! Кажется, Рэдстоки не совсем это понимают. Разве может быть где-то лучше, чем в нашей доброй старой Англии, Гарриет?