Шарль Эксбрайя - Семейный позор. Мы еще увидимся, детка! Ночь Святого Распятия

Красноречивее — некуда. Как ни странно, мне вдруг полегчало. Паршивее всего — что на столе лишь мои карты, и гораздо больше любых угроз меня волновало, каким образом Лажолет получил обо мне настолько точные сведения. Парижское «прикрытие» не сработало, и я вполне мог теперь впрямую позвонить Клифу Андерсону. Я очнулся от раздумий, лишь когда из-за соседнего столика поднялся какой-то толстяк и громко крикнул: «Va son las dos menos cuarte!» [65] Уже без четверти два (исп.) Значит, до свидания с Марией — всего пятнадцать минут, и я поспешил в Ла Пальма.

В церкви Иоанна Крестителя, несмотря на дневной час, собралось немало народу. Лихорадка Святой недели уже охватила наиболее ревностных верующих, и члены братства Армагурской Девы суетились возле двух пасос, заблаговременно извлеченных из хранилища. Скоро на них набросят покровы, поставят канделябры, разложат цветы и, главное, водрузят на первую — статуи Армагурской Девы и Иоанна Крестителя, а на другую — Иисуса, римского легионера, двух фарисеев-лжесвидетелей и, наконец, Ирода. Мария дель Дульсе Номбре преклонила колени перед изображением своей святой покровительницы и, видимо, любовалась складками одеяния отлитой из серебра статуи. Я видел девушку в профиль, и глубокое благочестие, написанное на лице Марии, тронуло меня едва ли не больше ее красоты. И как я мог надеяться, что она покинет ради меня родной город? Если честно, я плохо представлял себе Марию на улицах Вашингтона. Разве долг не повелевал мне потихоньку уйти и больше никогда не встречаться с девушкой? Мария создана для жизни в Севилье, а я теперь не мог приехать в этот город иначе чем туристом или по заданию начальства, но последнее было очень маловероятно. Заранее печалясь о разлуке, я уже хотел незаметно выскользнуть из церкви, но Мария обернулась и с улыбкой посмотрела на меня. Значит, так суждено. Девушка встала, подошла ко мне, и мы вместе вышли на Ла Пальма.

Марию отпустили до четырех часов, когда магазин открывался после перерыва. Мы, не сговариваясь, пошли прочь от квартала, где девушку хорошо знали, и повернули к северной части города. Мы шли быстрым шагом, словно чувствуя себя немного виноватыми и даже не догадываясь, что излишняя торопливость только привлекает внимание прохожих. Я молчал, поскольку мысли мои еще занимала проблема слишком рано раскрытого инкогнито. Марию моя внезапная немота, видимо, несколько удивила, и она первой завела разговор, когда мы проходили мимо дворца герцога Альбы.

— И какую же важную новость вы хотели мне рассказать, дон Хосе?

— Право же, не знаю, стоит ли теперь об этом толковать…

Девушка слегка замедлила шаг и кротко взглянула на меня.

— Предоставьте судить об этом мне, дон Хосе…

Боже, ну что мне оставалось делать? Я ужасно смутился.

— Ну так вот… Понимаете, Мария, не стоит на меня сердиться, если я… короче, немного подзабыл андалусские обычаи. Я ведь приехал из страны, где на такие вещи обращают очень мало внимания…

— Знаю… Падре не устает повторять, что Франция давно лишилась и морали, и религии…

— Франция? Ах да!.. Но, вообще-то, он преувеличивает… Во Франции, как и везде, есть порядочные юноши и девушки, которые искренне любят друг друга и очень счастливы вместе.

Я снова умолк, словно язык проглотил. Видел бы меня сейчас Алонсо! И вдруг я заметил, как за угол дома на улице Доньи Марии юркнула какая-то тень. Мне показалось, что я узнал Хуана.

— Мария, вы не говорили брату о нашей встрече?

— Я бы никогда не посмела!

— Послушайте, Мария, с моей стороны, наверное, очень смешно вести себя как мальчишка… но вот в чем дело… С тех пор как увидел вас, я уверен, что холостая жизнь — ужасная глупость. Для меня вы — олицетворение всего, что я с детства любил, а потом считал навсегда потерянным. Вы не рассердитесь, если я скажу, что люблю вас, Мария?

— Но, по-моему, вы это уже сделали, дон Хосе?

Мы оба рассмеялись, и на душе у меня посветлело.

— Я уверена, что вы говорили совершенно искренне, дон Хосе, — вдруг посерьезнев, заметила Мария. — Иначе это было бы слишком грустно и слишком гадко. Возможно, из-за отца и вообще из-за прошлого я сразу поверила вам. Однако от этого — до любви…

Разумеется, это было бы слишком прекрасно. Я решил великодушно избавить ее от утешительных речей.

— Ладно, Мария, ничего страшного, забудем об этом… Я все отлично понял. Я свалился как снег на голову, и вы, конечно, уже давным-давно успели устроить свою жизнь…