Макс Коллинз - Агата и тьма

— Да. Вот почему мы арестовали его только за нападение на ту проститутку, Грету Хэйвуд. Но мы достаточно скоро перейдем к обвинениям в убийствах. А почему именно Глэнвилл?

— Бедняга Стивен с его женолюбием… он был убедительным подозреваемым. При его положении в Министерстве военно-воздушных сил вполне можно было подставить паренька.

— Какая неимоверная чушь!

— Да, конечно же, — весело согласилась Агата.

— Да ведь Камминз прекрасно знал, что Глэнвилл этого не делал! Почему же ваши слова убедили его?

— Важно было то, что ему это показалось хорошей защитой… и его адвокат в свое время может попытаться использовать эту версию. Мне нужно было убедить его в том, что я считаю его невиновным и готова защищать ценой собственной жизни… Возможно, вы еще не слышали, Тед, но этот безумец спас мне жизнь совсем недавно, когда театр обрушился.

Инспектор со вздохом кивнул:

— Я уже в курсе. Видимо, он решил, что вы у него в долгу.

— У меня нет перед ним никакого долга: он подумывал убить меня в качестве последнего эффектного жеста. Но я его от этого отговорила.

— Господи! Как вам это удалось?

— Право, инспектор, это было просто. Пареньку нравятся мои работы. — Она указала на стопки книг. — Он — поклонник… Можно мне кое-что вам показать?

Она увела пораженного инспектора на кухню.

— Поскольку имеется изолированная спальня и пожарная лестница вот здесь, любые показания его соседей, которые скажут, будто видели, как он идет спать, веса не имеют.

— Это так, — согласился инспектор, разглядывая лестницу. — Вот только как нам обойти проклятые журналы увольнений?!

Она рассмеялась — искренне и весело:

— Ох, инспектор, именно поэтому я и начала подозревать нашего курсанта. Я ведь была замужем за военным летчиком первой войны, так что хорошо знакома с журналами увольнений и тем, как мужчины покрывают друг друга, тайком отправляясь навестить возлюбленных или жен… необязательно в этом порядке.

— Вот дьявол, я о таком и не думал… А ведь чертовски очевидно… прошу прощения за резкость.

— Это старинная уловка всех войсковых подразделений, инспектор. Ах, они станут суетиться и стенать, когда вы начнете это доказывать: скажут, что казарма выйдет из-под контроля, если разоблачить эту практику. Но поверьте мне на слово: так называемый журнал увольнений — подборка вранья… У вас не найдется ручки, инспектор?

— Кажется, да, — ответил он, и извлек искомый предмет. И с ухмылкой на бульдожьем лице добавил: — Даже две, считая ту, что Камминз забрал из квартиры Жуаннэ.

Она села за кухонный столик, заставленный посудой и, расчистив немного места и поставив подпись на титуле, написала на форзаце: «Гордону Камминзу: читателю, которого мне никогда не забыть. А.К., Сент-Джонс-Вуд, 1942».

С улыбкой вручая книгу ошеломленному инспектору, она сказала:

— Позаботьтесь, чтобы мистер Камминз ее получил, ладно?

Старший следователь Эдвард Гриноу, сэр Бернард Спилсбери и Фредерик Черрилл собрали неопровержимые улики против пилота Гордона Фредерика Камминза.

Предметы, найденные Агатой в спальне курсанта, были опознаны как имущество жертв убийства — Дорис Жуаннэ и Ниты Уорд. Отпечатки пальцев на подсвечнике и пивной кружке из квартиры Лоу принадлежали Камминзу. Грета Хэйвуд и Филлис О’Двайер опознали Камминза как нападавшего на них человека (между ними поделили вознаграждение от газеты).

Сэр Бернард Спилсбери сравнил песок, частицы почвы и цемента с противогаза с образцами из убежища, где было найдено тело Эвелин Гамильтон. Предметы, принадлежавшие ей, также были найдены в казарме, а пятифунтовые банкноты, которые Филлис О’Двайер отдала инспектору Гриноу, через данные выплат летному составу тоже привели к Камминзу.

Как и предсказывала Агата, записи в журнале увольнений подделывались: курсанты покрывали товарищей, отправлявшихся в город. Однако многие пилоты отнюдь не стремились покрыть Камминза, которого не слишком любили: прозвища «Герцог» и «Граф», на которые претендовал Камминз, курсанты употребляли в знак презрения к Камминзу, постоянно хваставшему «благородным» происхождением. По их словам, он часто надевал лучший гражданский костюм и, подражая аристократическому произношению, отправлялся поражать проституток.

— А ведь жена у него такая красотка, — сказал один из курсантов, качая головой.

Другие курсанты подтвердили, что видели, как Камминз сорил деньгами в своем «графском» амплуа вскоре после убийства Эвелин Гамильтон. И действительно, эту самую Гамильтон он лишил не только жизни, но и восьмидесяти фунтов.