Ева Львова - Адвокаты не попадают в рай

— Всего один? — вскинул бровь мужчина, поперхнувшись. — Всё остальное вам совершенно ясно?

— Более-менее, — коротко ответила я.

— Что же вызывает затруднение? — ответил мне мужчина со светской улыбкой.

— Чем вам не угодил Валдис Лацис? За что вы засадили хоккеиста?

— Не поверите, — усмехнулся бывший следователь, делая большой глоток, — тот упорно ставил свою машину на место Ромы. Брата это жутко бесило, он несколько раз просил Лациса этого не делать, но спортсмен отказывался прислушаться к законным требованиям Романа. Вы только представьте себе, Агата Львовна! Какой-то нахал постоянно подкладывает вам такую свинью, хотя появился в доме недавно. А вы, между прочим, прожили в нем тридцать лет, родились здесь и выросли. Мало того, ваш папа имел на чердаке дома мастерскую, потому что был заслуженным художником Советского Союза и даже преподавал в Институте имени Сурикова.

— Да что вы говорите? — обрадовалась я, услышав название вуза, которым бредила в детстве, подозревая у себя задатки художника.

— А вы как думали? — горделиво приосанился Гауляйтер. — Наш с Ромой папа был величина в мире искусства! Профессора Андрея Арзамасова ценили и уважали, и Рома пошёл по его стопам, стал искусствоведом. А я вот избрал другую стезю — подался в следователи, работал в прокуратуре.

— Обуяла жажда власти? — ехидно прищурилась я.

— Можно и так сказать, — не стал отпираться собеседник, сделавшийся от виски необычайно разговорчивым. — Как видите, иногда власть бывает полезной. Брат просил сделать так, чтобы наглый тип больше никогда не проявлялся в нашем дворе, и я постарался как смог.

— Вы повесили на Лациса ярлык маньяка только из-за того, что он не там ставил машину? — не поверила я. — А кто же на самом деле убивал людей при помощи инъекций?

— Если скажу, что я, вы поверите? — немигающим взглядом упёрся мне в лоб Арзамасов, мгновенно трезвея и понимая, что сболтнул лишнего. И тут же весело добавил: — Какое это имеет значение? Важно другое. Рома в благодарность за помощь оставил мне отцовскую квартиру, а сам купил в соседнем подъезде другую жилплощадь. Далеко переехать он не мог, Зое было бы неудобно добираться до мастерской. Ведь после смерти отца, по его желанию, мастерская перешла к жене Романа.

— Зоя тоже была художницей? — поинтересовалась я, хотя подобный вывод после замечания собеседника напрашивался сам собой. Но мне было важно узнать о семье Арзамасовых как можно больше, заставив Григория Андреевича по возможности рассказать обо всех её членах.

— Не просто художницей, — многозначительно взглянул на меня Арзамасов. — Зоя была лучшей ученицей отца, помогала ему работать над иллюстрациями к произведениям Алексея Толстого. Во время этой работы отец и умер, завещав Зое закончить его дело. Роман молился на жену, которая была очень красивой и талантливой женщиной. Брат тяжело переживал смерть Зои.

— Отчего она умерла? — не скрывала я охватившего меня интереса.

— Временами у неё бывали депрессии, — пожал плечами Гауляйтер, снова наполняя стакан. — Зоя покончила с собой в тот день, когда Жене исполнилось семь лет. Роман не находил себе места, заперся в мастерской. Более или менее отошёл от стресса только тогда, когда сам взялся за кисть и краски и написал цикл картин «Обнажённая Зоя». Затем он выставил полотна в своей галерее, и коллекционер из Англии тут же пожелал их купить. Рома вывез свои работы в Уэльс, где и проживает до сих пор на средства, вырученные от их продажи. А получает он за них, доложу я вам, вполне приличные суммы.

— Скажите честно, Григорий Андреевич, в предвыборной кампании вы рассчитываете на материальную поддержку брата? — задала я провокационный вопрос, подкладывая себе ещё салата.

— Почему бы нет? — с вызовом ответил собеседник. — Естественно, я позвонил Роме и предложил принять участие в финансировании моего проекта. Само собой, брат согласился. Роман очень болен и обещал завещать мне сумму, достаточную для политической борьбы. Насколько я понимаю, Евгения потому и примчалась в Москву, что была поставлена в известность о разделении наследства на две части. Женька девчонка капризная, Рома её набаловал, всё ей позволяет. Любой каприз! Захотела поехать в Москву — собралась и поехала, бросив больного отца. Думает, дурёха, что сможет меня обыграть. Меня, старого волка, который когда-то работал в прокуратуре! Ведь для чего племянница затеяла эту возню с подражателем инсулинового убийцы? Исключительно ради того, чтобы навести подозрение на меня. А парень, тот, которого она убила, Гедеминас, просто попался ей под руку. Был ей удобен как сын человека, который якобы погиб по моей вине. Думаете, я не знаю, что мой телефон находится у Жени и она с моего номера названивала старухе Мироевской? Племянница выкрала аппарат сразу же после того, как владелица тотенкопфринга позвонила мне с предложением купить кольцо. Каждую неделю я публикую в газете «Из рук в руки» объявления о покупке наградных знаков времён Второй мировой войны. Делаю это в расчёте на пенсионеров, которые не доверяют Интернету, а по старинке приобретают газету, желая что-то купить или продать. И тут такая удача — мне позвонила Мироевская. Я навёл справки о покойном муже Надежды Сергеевны и, узнав, что тот служил в Шпандау, конечно же, согласился приобрести раритет. Мне сразу стало ясно, что речь идет о подлинном перстне Рудольфа Гесса. Разговор вёлся при племяннице, поскольку тогда я ещё Женю ни в чём не подозревал. А через час у меня пропал смартфон. Но я к тому времени успел пробить городской номер старухи Мироевской и узнать адрес, по которому вдова проживает. И что? Женя фиксирует и эти данные, чтобы потом повернуть их против меня. Мало того, она подслушивает, как я обсуждаю с Михаилом необходимость наведаться в Армянский переулок, пока хозяйка квартиры лежит в больнице, и забрать с кухонного стола тотенкопфринг, а затем подговаривает своего верного пса Терещенко затаиться в шкафу с пистолетом.