Инна Бачинская - Отражение бабочки

На тумбочке у кровати лежала сумка Нины, та, куда он второпях запихнул ее документы и какую-то одежду. Ключи! Он схватил сумку, принялся торопливо шарить. Вот они! Куда же она без ключей? Черт! Зажав в руке ключи от ее квартиры, он выскочил из палаты и побежал, не произнеся ни слова, на ходу стаскивая с себя халат. Рита растерянно смотрела ему вслед.

Ее окна не горели, дверь была заперта. Он позвонил, ему никто не ответил. Не похоже, что она здесь. Да и ключи… Не носит же она с собой два комплекта. Недолго думая, он попытался отпереть замок, но с удивлением понял, что ключи не подходят. Ни один, ни другой. Он уставился бессмысленно на связку из двух ключей и брелок в виде гнома в красном колпачке. Ключи той женщины… Елизаветы! Элизы. Нина сказала, что она сунула ей ключи, и она не посмела отказаться. Ключи женщины, покончившей с собой после визитов к Ванессе. Ванесса утверждает, что не знает ее. Почему же она выгнала Нину? Что ее так задело? Ванесса… Лена, его одноклассница и первая любовь. Мягкая добрая девочка, как она изменилась! Стала жесткой, сильной… Судьба жестоко ударила ее, и ей приходится карабкаться из ямы изо всех сил, каждый день цепляться за жизнь. Как же их всех столкнуло лбами, как они все переплелись…

Он усмехнулся невесело и двинулся вниз, забыв о лифте. Пересек улицу и пошел по темной аллее сквера. Скамейка, где позавчера сидела Нина, была пуста. Поодаль горел слабый фонарь. Было очень тихо, здесь царило странное безвременье: не то догорали остатки дня, не то уже подкралась на мягких лапах ночь, и особенно остро чувствовались запахи осени — сырости и палых листьев.

Нина говорила про дневник, красную книжку с золотыми уголками, где Елизавета написала о своих визитах к гадалке. Елизавета, Элиза… та самая! Он усмехнулся, снова подумав, что судьбы их переплелись таким странным образом. Кто так скверно пошутил над ними? Он задрал голову и посмотрел на небо. Оно было темным и пустым. Дневник… Елизавета подробно записывала туда все, что с ней случилось, события, покупки, друзей и знакомых. А также то, что случилось почти два года назад! Школьная привычка разговаривать с дневником и рассказывать ему все. Он тоже вел дневник и прятал его в шкаф, под коробки с обувью. А однажды понял, что мама нашла его и прочитала. Он тут же порвал толстую общую тетрадь… Кажется, она была синяя… И бросил обрывки с балкона. Стоял и смотрел, как ветер подхватывает и уносит клочья страниц. Больше он никогда не вел дневник…

Эта женщина, Элиза… Наверное, она написала, зачем пошла к Ванессе. Не могла не написать. Должна была написать. Что заставило ее месяц назад обратиться к ворожее? Не два года назад, а всего-навсего месяц! Почему же она так долго тянула? Почему бросилась за помощью только месяц назад? Что с ней случилось месяц назад? Узнала про страшную находку в Черном озере? Почему после визитов к Ванессе она покончила с собой? Нина сказала, что она боялась, не могла вспомнить, где живет, принимала ее за соседку — налицо признаки психического расстройства. И Нина… Что Ванесса с ними делает? И почему врет, что не знала Элизу? Она сказала, что училась ремеслу в Интернете… Неужели этому можно научиться? Невольно поверишь в порчу и сглаз… Ведьма? Фу, ерунда! Нина пробыла у нее минут двадцать… Что же она с ней сделала? Она ничего не пила и не ела там, анализы не выявили ровным счетом ничего…

Дневник, подумал он. Дневник! Как она сказала — красная книжка с золотыми уголками…

Он поднялся со скамейки и зашагал к дому Нины, где запарковал машину.

Проспект Мира, дом под аркой, первый подъезд. Квартира девять, третий этаж. Все, как сказала Нина. Он стоял у чужой двери, рассматривая золотую девятку на двери. В доме стояла та удивительная тишина, какой не бывает в современных жилищах. Дом напоминал крепость, через стены которой извне не проникало ни звука. Поколебавшись, Сницар сунул в замочную скважину ключ. Тот провернулся легко, дверь подалась, и на него пахнуло неприятным запахом давно не проветривавшегося жилья. Он переступил порог и притворил за собой дверь. Пошарив рукой по стене, нащупал выключатель, пожалев, что нет фонарика. Постоял, прислушиваясь. Квартира словно притаилась, рассматривая его, и он кожей ощутил ее настороженный взгляд. Ему не приходилось еще проникать без спроса в чужие дома.

Он двинулся по коридору к закрытой двери — в гостиную, видимо. Толкнул тихонько, вошел. Здесь, в отличие от прихожей, царил полумрак — темень была разбавлена рассеянным светом дворового фонаря. Слабо посверкивал хрусталь в серванте, блестела полированная мебель, темной громадой угадывался массивный диван. Нина сказала, Элиза сидела на диване, в халате, испачканном кровью, а на полу растекалась лужа…