Инна Бачинская - Отражение бабочки

Нина в сумеречном состоянии, Элиза покончила с собой. Он вскочил. Ванесса солгала, сказав, что не знала Элизу. Дневник мог опровергнуть ее ложь. Почему она лжет? Потому что виновата в смерти Элизы? Виновата в том, что делается с Ниной? Как она это делает? Калека в инвалидном кресле… Он усмехнулся, вспомнив, как она убеждала его смириться, открытым текстом заявляя, что ему есть что терять. Ей нужны деньги… Могла попросить! Гордая, такие не просят, а берут. А если бы попросила, подумал он. Дал бы он ей деньги? Дал! Конечно, дал бы. Она ненавидит, когда ее жалеют. Жалость унизительна, потому она и выбрала извилистую дорожку, и, если будет нужно, она с легкостью уничтожит его.

Первый этаж, синяя с золотом вывеска-флаг на торчащем горизонтальном флагштоке — выполненная в готическом стиле, она сообщала всем желающим, что здесь находится «Арт-студия «Декорум». Федор толкнул тяжелую дверь и вошел, сопровождаемый пронзительным треньканьем дверного колокольчика.

За небольшой полированной стойкой сидела приятная барышня, взглянувшая на него вопросительно. Федор подумал, что здесь привыкли видеть девушек, а он, Федор, выпадает из стиля. Он подошел к стойке, поздоровался и, улыбаясь, спросил господина Пригудова.

— Роман Васильевич занят, у него сессия, — сказала девушка.

— Здесь?

— Ага, у нас. В студии, — она махнула рукой.

— Жаль, он мне очень нужен, — Федор не скрывал разочарования. — Когда он освободится?

— У него через пятнадцать минут перерыв. Можете подождать, если хотите.

— Спасибо! — обрадовался Федор.

— Вы по жалобе? — после некоторого колебания спросила девушка. — Вы же понимаете, только единицы проходят кастинг, а хотят все! Вы только не подумайте, что я его защищаю, между нами, он иногда перегибает, — она выразительно вздернула бровь. — Ну там орет, ругается, что бездари. Но ведь и помогает! Он же всех знает, у него все схвачено. Он из них людей делает. А они пишут и пишут, Паша Рыдаев отбивается, Роман Васильевич очень переживает, а у него слабое сердце. Да за такие бабки можно нанять десять адвокатов! Я Роме говорила. Так что вы не думайте, нашу студию даже в других городах знают и за границей. Приходят совсем неадекватные, прямо истерички. А мамаши!

Федор с улыбкой слушал, думая, что простодушная барышня выложила ему все проблемы студии, а то, что она назвала босса Ромой, говорило о многом.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Аня.

— Очень приятно, Аня. Я Федор. Федор Алексеев. Я не имею никакого отношения к жалобам…

— Ой! — Она прижала ладошки к щекам. — Извините! Я думала… Кофе хотите?

— Хочу. Спасибо, Анечка.

— Я сейчас! — Она выбежала из приемной и нырнула в какую-то дверь.

Федор сел на диван и осмотрелся. Холл был небольшим и уютным: много зелени, два бежевых диванчика и кресло вокруг маленького журнального столика. Вдоль стен стояли стулья, видимо, на случай большого количества соискательниц. На стенах помещалось десятка два черно-белых фотографий див с автографами — видимо, тех, из кого Рома сделал людей. Томные, с тяжелым гримом и взглядом исподлобья, в открытых платьях, с каскадом сверкающей бижутерии, они были похожи друг на дружку, словно сошли с конвейера на фабрике звезд: куколки-близнецы, манекены. Трудно было представить, что это живые девушки и они могут двигаться, разговаривать и пить кофе. Или рожать детей.

Вернулась Аня с чашкой кофе.

— Я положила сахар, ничего? Две ложечки.

— Спасибо, Анечка, — сказал Федор, принимая чашку и отхлебывая для приличия.

Будучи пижоном по определению капитана Астахова, Федор не пил растворимый кофе, как все нормальные люди, и разумеется, никакого сахара.

— У вас красивый кулон! — сказал он, заметив в вырезе девичьей блузки необычное украшение.

— Это подарок! — похвасталась Анечка. — На день рождения.

— Замечательная работа. Старинная.

— Ага! Италия, восемнадцатый век. Рома говорит, не носи, а то ограбят, так я только на работе, под блузкой.

День открытий чудных, подумал Федор, рассматривая семейную драгоценность доктора Сницара: вертикальный дизайн, семь крупных ромбовидной формы сапфиров в обрамлении мелких бриллиантов.

— Аня! — послышался резкий оклик. — Что тут у нас?

Девушка отшатнулась, Федор поднялся навстречу хозяину. Пригудов, или Рома Прыщ, был удивительно похож на актера Дени де Вито — такой же маленький толстый пузан лет пятидесяти с плешивой макушкой и жидким пучком волос, стянутым резинкой. Черная рубаха на плечах была усыпала перхотью. Он настороженно смотрел на Федора круглыми птичьими глазами.