Инна Бачинская - Отражение бабочки

И они пошли. Не брать, а беседовать. Пока.

— Он признался? — Савелий взволнованно переводил взгляд с капитана на Федора.

Капитан ухмыльнулся.

— Это была ознакомительная беседа, — сказал Федор. — Для общего впечатления. Не признался. Признаются под весом улик. Мы просто спрашивали, а он отвечал. Это была беседа, Савелий, а не допрос.

Друзья сидели в заведении Митрича. Сгорающий от любопытства Савелий примчался первым и с нетерпением дожидался друзей. Время от времени к нему подбегал Митрич и спрашивал: «Не звонили? Придут?» «Не звонили, — отвечал Савелий. — Придут!»

Сницар удивился при виде Федора, сказал, я вас помню, вы спрашивали про Семена Леонидовича. Что-нибудь еще? Еще больше он удивился, когда они спросили о Ларисе Огородниковой. Капитан Астахов представился и сказал, что есть вопросы. Вы тоже оперативник, спросил Сницар, разглядывая Федора. Вы сказали неправду, вам не нужен Семен Леонидович. Я вам поверил. Федор слегка смутился, но честно сказал, что ему как физиогномисту хотелось составить впечатление о…

— …о вас, Георгий Николаевич. До всяких интересующих нас вопросов, в естественной обстановке, так сказать. На войне как на войне.

— Вам известно, где в данный момент находится гражданка Огородникова? — вмешался капитан, привыкший брать быка за рога и не одобрявший подходов Федора.

— Лера? Может, скажете, наконец, в чем дело? Зачем вам Лера? Неужели она подала в суд? О какой войне идет речь? — Сницар тоже взял быка за рога, и было видно, что он не станет отвечать, пока не получит объяснений.

«Боец!» — с удовольствием подумал Федор.

Доктор ему нравился: большой, спокойный, деловитый, и персонал его любит — Федор почувствовал это еще в день знакомства. Прекрасно одет, что немаловажно, хорошее лицо — значительное, серьезный взгляд. Пациентам, можно сказать, повезло. В глубине души Федор испытывал сожаление, так как зрело в нем чувство, что вся его красивая конструкция готова рассыпаться, и доктор Сницар не имеет ни малейшего отношения к убийству певички.

— В суд? Она собиралась подать на вас в суд? — спросил капитан. — Можно подробнее?

— Она обвинила меня в том, что я ее ударил.

— Вы ее ударили?

— Нет. Я не бью женщин. Лера неуравновешенный человек, уж скорее она руки распускала.

— Она вас била? — ухмыльнулся капитан.

— Я выразился образно. Она яркий представитель богемы и энергетический вампир.

— Что значит энергетический вампир? — заинтересовался Федор.

Сницар не спешил отвечать. Лицо его помрачнело, ноздри раздулись. Он с силой сжал в пальцах карандаш, и тот хрустнул, сломавшись.

Капитан Астахов приподнял бровь.

— Энергетический вампиризм — красивое название для обыкновенного бытового хамства, неуравновешенности и бескультурья, — сказал Сницар с горечью. — Приступы сопровождаются скандалами, битьем посуды, подзаборной руганью. Пациент доводит себя до истерики, визжит, сыплет обвинениями, и вдруг его словно выключили — он обмякает, на лице появляется блаженная улыбка, реакции затормаживаются. Свое-образный душевный оргазм, если хотите. Я не видел ее больше двух лет, с тех пор, как она уехала в Германию, и не горю желанием встретиться.

— Как вы к этому относились? — не сразу спросил Федор, переглянувшись с капитаном.

— Сначала нравилось, таких женщин у меня раньше не было, потом прискучило. Она старается, визжит, а мне неинтересно. Это ее бесило больше всего. Потому и расстались.

— Вам известно, где она сейчас? — спросил капитан.

— Ее подруга говорила, в Германии. На гастролях, — Сницар хмыкнул.

— То есть вы об этом знаете от подруги? Как ее зовут?

— Лена, работала в «Прадо», фамилии никогда не знал.

— Вы с ней видитесь?

— С кем? С подругой? Нет, разумеется. Она как-то меня разыскала, сказала, хочет рассказать про Леру, но я сказал, что Лера меня не интересует. Выставил ее. Тем более она была пьяна.

— Когда вы видели Огородникову последний раз? — спросил капитан.

— Два года назад.

— Где?

— В нашей квартире по улице Толстого, четырнадцать. В начале августа. Я собрал свои вещи, сказал, что она может оставаться до конца августа — заплачено, а потом с богом. И уехал в командировку. Я тогда много консультировал по районам, пользовался случаем уйти из дома. К тому времени между нами все было кончено. Когда вернулся в конце августа, в квартире не было ни Леры, ни ее вещей. Она даже записку не оставила, что, признаться, меня удивило: упустила возможность еще раз обругать меня и сообщить, какая я сволочь. И не позвонила ни разу. А потом пришла Елена и рассказала про отъезд в Германию. Я еще подумал, ну и чудно! В одном городе нам тесно.