Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

Уголовное дело Антонины Котенковой еще долго не дойдет до суда, всплывают все новые и новые подробности, новые истории и новые фигуранты. Антонина молчит, а вот ее любовник Геннадий Иванович активно сотрудничает со следствием. Шок, который испытал город, когда Антонину арестовали, потихоньку сходит на нет. На должность директора дома престарелых назначена молодая и энергичная женщина, которая рьяно взялась за ремонт.

Женщина преклонного возраста Генриетта, которая поступила на место Прасковьи Щукиной, красит щеки румянами арбузного цвета. Румяна обсыпаются с морщинистых щек и лежат на груди.

— Детка, ты плохо выглядишь! — сочувственно говорит она Юле.

— Так она целыми днями полы моет, вот и устает, — поддерживает ее Глафира Сергеевна.

Юля уже десять раз говорила им, что она уволилась из дома престарелых, нашла другую работу, но они ничего не помнят об этом. Для них она по-прежнему санитарка, которая продолжает работать.

— Я не работаю больше здесь, я вам это уже говорила, — в отчаянии произносит она.

— Как не работаешь, — возмущается Генриетта. — Ты же меня вчера печеньем кормила. Мягкое, овсяное.

Надо же, а про печенье она помнит! Оно и правда было овсяное.

— Так это я просто в гости к вам приходила, гостинцы принесла.

— Какие гости? — недоумевает Генриетта. — Ты же наша санитарка Юля.

Юлька только махнула рукой, какая теперь разница, как ее тут называют, главное, что узнают.

Сильно сдал Петр Петрович и теперь почти не выходит в коридор. Кристина пообещала поговорить с врачом, вдруг необходимы какие лекарства. Юлька лекарства купит, благо в аптеках все полки заполнены, были бы деньги.

Историю с Ниной Сергеевой и Прасковьей Петровной здесь стараются не вспоминать. Медперсонал обучен, что и где говорить, а у стариков памяти совсем нет, ну, рассказывал кто-то какую-то страшную историю, только когда это было? Да и было ли вообще?

Нину иногда вспоминает Кристина, вздыхая при этом.

— Никогда бы не подумала, никогда! Такая сдержанная была, старалась на работе.

— В тихом омуте черти водятся, — обычно отвечает ей Юлька.

Юлии Сорневой почему-то не жалко было Нину, а вот за Клару Андреевну сердце болело. Она помнила, как женщина ей позвонила после Юлькиной газетной публикации, наделавшей много шуму. Юля приготовилась услышать слова благодарности в свой адрес, но прозвучало совсем другое.

— Вы зря ворошили прошлое. Уже ничего не вернуть, ничего не изменить.

— Почему?! — возмутилась Юля. — А ваше честное имя? Вы же отсидели за чужое преступление!

— Сашу не вернешь. Старшая дочь у меня была инвалидом и умерла, младшую я тоже потеряла. Она ослеплена ненавистью.

— Ее можно хоть как-то понять, вы должны это сделать. Она защищала вас, мстила за вас, за своего отца.

— Александр Гулько не отец Нани.

— Что вы сказали? — Юлька подумала, что ослышалась.

— Александр Гулько не отец Нани.

— А кто же ее отец?

— Это неважно. Я звоню вам сказать, что вы зря ворошили прошлое, оно этого не прощает.

Юлька знала, что Нина Сергеева во всем призналась, но ее психика так сильно искалечена, что требуется врачебно-психиатрическая экспертиза.

Все это последствия Юлиного вмешательства в чужую жизнь, но Юля хотела справедливости, искала правду, спасла невиновного, а невиновному это оказалось не нужно. Она нашла убийцу, а убийца оказалась жертвой.

Тогда какой же смысл в ее работе? Может, то, что любит цитировать главред: «Как много можно совершить добра при помощи бумаги и пера», — к ней не относится? Она мыслила совершить добро, а теперь вокруг только разрушенные судьбы, боль и отчаяние. Справедливость восторжествовала в отдельно взятом доме престарелых? Только вот в самом здании ничего не изменилось — одинокие старики на пути ожидания смерти.

— Журналист Сорнева, вы у нас нынче в каком измерении? — Заурский смотрел на нее строго и выжидающе. — Ты, похоже, меня не слышишь? Я тебя с молодым человеком знакомлю, — шутя продолжал он.

— Можно я пойду, Егор Петрович?

— В смысле, куда пойдешь?

— Не знаю, домой, наверное. Пока домой, а там не знаю. Я устала, — она не обращала внимания на молодого человека, который растерялся.

Егор Петрович подошел к Юле и погладил ее по голове.

— Девочка моя, ты устала, ты очень устала, я понимаю. Такие стрессы пережить!

Юлька расплакалась, громко, во весь голос.

— У меня нет сил, Егор Петрович, нет сил. Нет сил, чтобы слушать других людей, чтобы любить. У меня нет сил ни на что…