Вера Миносская - Хранители

Иван помолчал.

— Ты нализалась?

— Я думала: ах, цветочек аленький сломала! А он никакой не цветочек, он, знаешь, бабник какой?! У-у-у-у…

— Ты нализалась.

И фыркнул:

— А синхронно это у вас. Может, и впрямь — любовь?

— Иди ты!

— Ладно, люба моя, топай до кровати. Завтра я приеду. На выходные. Посмотрю, что там у вас за межнациональный любовный хоррор.

Назавтра Ваня явился, когда я пила кофе на кухне таверны, прячась от солнечных лучей, как вампир. Ибо с коньяком вчера перебрала.

«А хорошо, что Маркос не знаком с Иваном, — думала я, глядя на фигуру, возникшую в дверном проеме. — Иначе точно решил бы, что у нас любовь, и мучился еще и от ревности. Потому что как с таким не может быть любви?»

За лето Иван загорел до темно-бронзового цвета. И, когда улыбался, белые зубы и серые глаза ослепляли.

Обведя взглядом кухню, он прищурился на травы под потолком.

— Мария сказала, что из цветов ухажера ты собираешь лекарственный гербарий. — Тут Иван начал ржать, сгибаясь пополам.

— Мать, да ты совсем одичала! Следующий пункт — насаживание голов поклонников на шесты ограды! Надеюсь, ты хотя бы не трахалась с ним. Иначе, как честная женщина, обязана взять хлопца замуж, — продолжал веселиться он.

— Он младше тебя на пять лет. Ты знала? — отсмеявшись, спросил Ваня.

— Догадывалась, Петросян, — буркнула я.

— Ну, не журись. Будет. Мария говорит, ты со вчерашнего дня рефлексируешь.

— Что, так и сказала — «рефлексируешь»?

— Смысл был такой. Еще сказала, что ты похожа на царевну из русской сказки. Тихо живешь в глуши. Ткешь, стряпаешь, собираешь экологически чистые корешки.

Он улыбнулся:

— Пойдем, царевна, дядько Иван привез тебе няшку за хорошую работу.

Видно было, что «дядько» пребывал в отличном настроении. Он привел меня на парковку и указал подбородком на зеленый «лэнд ровер». Был он уже не первой молодости. С поцарапанными дверьми.

— Не все ж тебе машину у Димитриса с Марией одалживать. А этот — один из первых джипов в нашей конторе. Вид у него уже не айс, в аренду мы такие не сдаем. Но внутренности в порядке, Михалис лично занимался.

Остаток дня мы обходили хозяйство, обсуждали сделанное и что еще предстоит сделать. Вечером устроились на верхней террасе таверны. Сквозь тростниковый настил на крыше солнце линовало пол.

Иван растянулся на большой, сшитой мной подушке в левом углу, откуда была видна и бухта, и скала-дракон. Приезжая, он каждый раз садился сюда. По моему замыслу терраса служила местом чистого релакса. Вместо стульев — напольные подушки, перед ними — низкие столики и гамаки меж подпорками.

— Ну что, — сказал он, поднимая бокал с метаксой, — обмоем машинку. Видишь, все персонажи любовной драмы получили утешительные призы.

— А Маркос что получил?

— Ну уж папка утешит, не сомневайся. А тебя, моя рыбонька, кому, как не мне, утешать? — И он со смехом обхватил меня правой рукой.

Так мы полулежали улыбаясь, глядя в сгущавшийся вечер. Закурив, Ваня посерьезнел:

— Дядя меня беспокоит. С мая мы с ним не виделись: просил не приезжать и не звонить. Сказал, что сам со мной свяжется… Но я в сентябре все равно съезжу к нему.

— А в чем дело?

Иван затянулся, выпустил дым:

— Ты новости совсем не смотришь? Все лето на Крите только и разговоров, что о сделке, которую хочет заключить настоятель дядиного монастыря. Архимандрит Тихон его зовут. Про это хоть в курсе?

— В курсе, говори дальше.

— Говорю. Архимандрит собирается продать часть монастырских земель под строительство крутого курорта: пятизвездочные отели, яхт-клуб, опреснительный завод и все такое. По этому поводу в Ираклионе 11 11 Ираклион — столица Крита. случился митинг: археологи и прочие гринписовцы бунтовали против застройки заповедной земли.

Под заповедной землей друг мой имел в виду Астерусию — горный массив на юге Крита, восточнее нашего Агиоса Павлоса. Дороги там большей частью грунтовые, бухты — безлюдные, а деревушки — редкие. Средь выгораемой к августу растительности оазисами лежат сады немногочисленных монастырей. Тот, в котором жил дядя Ивана, был окружен богатыми виноградниками и оливковыми рощами — сказывалось его расположение в предгорьях Астерусии, ближе к плодородной равнине Мессара. Но земли, принадлежащие монастырю, были обширны, и не возделанная их часть простиралась скалистыми отрогами до самого Ливийского моря, давая приют в прошлом монахам-отшельникам, а ныне стервятникам да гекконам. Вот там, на останках минойских и римских поселений, и собирались построить курорт.