Дж. Делейни - Предшественница

– Но если все же будете с ним общаться, – говорит он, – то передавайте самые лучшие пожелания. Нелегко ему пришлось.

– Вы про смерть Эммы?

– Про это тоже. Но к ним еще раньше в квартиру залезли, да и вообще.

– Их ограбили? Я не знала.

– Они потому и захотели снять дом на Фолгейт-стрит – для безопасности. – Он делает паузу. – Вот ведь ирония судьбы. Саймон ради Эммы был готов на что угодно. Ему самому там не очень хотелось жить, но она сказала, что ей нравится, и все. Полиция спрашивала, не видел ли я каких-то признаков того, что он мог жестоко с ней обращаться. Я сказал, что ничего подобного. Он ее обожал.

Я не сразу понимаю, что подразумевают его слова.

– Погодите. В полиции думали, что Саймон мог убить Эмму?

– Ну, так прямо они не говорили. Но мне пришлось общаться с ними после гибели Эммы: я впускал в дом команды экспертов и всякое такое, поэтому я неплохо узнал инспектора, который руководил расследованием. Он и спрашивал о Саймоне. Вроде бы Эмма однажды пожаловалась на побои… – Он понижает голос. – Если честно, мне сразу показалось, что в Эмме есть что-то не то. Весь мир как будто для нее одной существовал, понимаете? Истеричная немного. Мне показалось, что Саймона она не очень-то слушала.

Как с ним связаться, Марк не знает, но помнит, где Саймон работал, и этого мне достаточно, чтобы отыскать того в LinkedIn. Журнал, для которого писал Саймон, закрылся, и, как большинство фрилансеров, он держит свое резюме в открытом доступе. Но я все равно не решаюсь ему написать. Да, он приносил цветы для Эммы к порогу дома на Фолгейт-стрит, но как мне только что сказал Марк, полиция еще и подозревала его в убийстве Эммы. Разумно ли расспрашивать его о том, что произошло?

Буду осторожна, решаю я, и ни в коем случае не стану давить или угрожать. Пусть думает, что я просто хочу попросить прощения за то, что забирала себе его цветочные приношения.

Я посылаю простое письмо с вопросом, можем ли мы поговорить. Через несколько минут приходит ответ, в котором предлагается «Коста кофе» в Хендоне.

Я прихожу раньше, но и он тоже. Он одет примерно так же, как при нашей встрече у Дома один по Фолгейт-стрит: рубашка-поло, брюки чинос; модные туфли; парадно-повседневная униформа лондонского медийщика. У него приятное открытое лицо, но когда он садится напротив меня, взгляд у него встревоженный, словно он знает, что разговор предстоит непростой.

– Значит, вам стало любопытно, – говорит он после того, как мы наконец представляется друг другу по-человечески. – Я не удивлен.

– Я, скорее, сбита с толку. С кем ни поговорю, у всех своя версия гибели Эммы. Ее психотерапевт, например, полагает, что Эмма покончила с собой из-за депрессии. – Я решаю идти напрямик. – А еще я слышала, что полиция допрашивала вас – из-за заявления, сделанного Эммой. В чем там было дело?

– Не знаю. Я понятия не имею, почему она это утверждала, да и утверждала ли вообще. Я бы никогда в жизни ее пальцем не тронул. – Он смотрит мне в глаза и произносит, выделяя каждое слово: – Я готов был целовать землю, по которой ходила Эмма.

Когда я шла сюда, я говорила себе, что буду осторожна, не стану принимать все его слова за чистую монету, но все равно верю ему.

– Расскажите о ней, – прошу я.

Саймон медленно выдыхает. – Что можно сказать о любимом человеке? Мне с ней повезло, я это всегда знал. Она училась в престижной школе, потом в хорошем университете. А еще она была красива, очень красива. К ней все время обращались из модельных агентств. – Он бросает на меня слегка смущенный взгляд. – Вы, кстати, немного на нее похожи.

– Да, мне уже говорили.

– Правда, у вас нет ее… – Он хмурится, ищет нужное слово, и я понимаю, что он, наверное, не хочет сказать бестактность. – Ее огня . Надо сказать, он ей доставлял кучу хлопот. Она была очень дружелюбна, и мужчинам все время казалось, что к ней можно взять и подкатить. Я сказал полицейским, что Эмма могла слышать , как я кому-то угрожаю, исключительно в тех случаях, когда какой-нибудь кретин не желал оставить ее в покое. Тогда она смотрела на меня особым взглядом, и это был сигнал, чтобы я подошел и сказал ему, чтобы отвалил.

– Почему же она утверждала, что вы ее ударили?

– Правда не знаю. Сначала я решил, что полицейские это выдумали, чтобы меня попугать, якобы у них на меня есть что-то такое, чего на самом деле у них не было. Но, к их чести, они довольно быстро извинились и отпустили меня. Я думаю, что они просто делали все, что полагается. Ведь чаще всего убийства совершаются кем-то из близкого окружения жертвы, так? Вот они, естественно, и вызывают бывшего. – Он ненадолго умолкает. – Только они не того бывшего вызвали. Я им все время говорил, что им нужен Эдвард Монкфорд, а не я.