Дж. Делейни - Предшественница

Потому что нет ДНК?

И отпечатков пальцев, добавляет обвинитель.

Инспектор Кларк на него не смотрит. Когда Нельсона задержали, ему предъявили обвинение только в ограблении. Об изнасиловании речи не шло. Дежурный офицер решил не снимать отпечатков.

Он вздыхает. А потом, наверное, надо было устроить опознание. Но так как вы сказали, что на нем была лыжная маска, мы решили, что смысла нет. К сожалению, сообразительный адвокат может воспользоваться этим, чтобы намекнуть, что полиция поспешила с выводами.

Но если проблема в этом, то почему не устроить опознание сейчас? спрашиваю я.

Кларк с обвинителем переглядываются. Когда дойдет до суда, это может пригодиться, задумчиво говорит обвинитель.

Это очень важно, Эмма, говорит инспектор Кларк. Вы сегодня во время слушания сумели хотя бы мельком разглядеть обвиняемого?

Я качаю головой. Я ведь даже не уверена, что видела именно Нельсона. Но как бы то ни было, разве он должен выйти сухим из воды только потому, что полицейские – такие растяпы?

Это надо обдумать, кивая, говорит обвинитель.

Эмма? говорит Саймон, которому не терпится встрять в разговор. Эмма, я так и знал.

Что знал? спрашиваю я.

Что мы расстались только из-за этого подонка.

Что? Нет, говорю я, качая головой. Это для суда было, Сай. Я не… я не вернусь к тебе.

Эмма, произносит позади нас голос Эдварда, спокойный и властный. Я с благодарностью поворачиваюсь к нему. Молодец, говорит он. Я все видел. Ты была великолепна. Он заключает меня в объятия, и я вижу, как ужасается Саймон, осознав, что это значит.

Господи, шепчет он. Господи, Эмма, ты не можешь…

Чего не могу, Саймон? с вызовом спрашиваю я. Выбирать, с кем встречаться?

Полицейские и мистер Брум понимают, что присутствуют при частной драме, опускают глаза и бочком отходят в сторонку. Как обычно, Эдвард оказывается главным.

Идем, говорит он. Обнимает меня и уводит прочь. Я оглядываюсь и вижу, что Саймон смотрит нам вслед, онемев от горя и злости.

На выходных Эдвард ведет меня в Британский музей, где сотрудник открывает витрину и оставляет нас разглядывать маленькую доисторическую скульптуру. Резьбу на ней почти стерло время, но все равно видно, что это двое влюбленных, сплетшихся друг с другом.

– Ей одиннадцать тысяч лет: древнейшее изображение секса, – говорит Эдвард. – Натуфийская культура. Натуфийцы создали первые сообщества.

Мне трудно сосредоточиться. Я не могу перестать думать о том, что Эмме он говорил то же самое, что мне. Некоторыми соображениями Кэрол я могу пренебречь, учитывая, что она не знает Эдварда, но записи в ее блокноте – это веские свидетельства, от которых отмахнуться уже труднее.

С другой стороны, думаю я, мы все грешим тем, что прибегаем к привычным фразам, одним и тем же клишированным оборотам. Рассказываем одни и те же анекдоты разным людям, иногда даже одним и тем же людям, порой одними и теми же словами. Кто время от времени не повторяется? Разве навязчивое повторение и отыгрывание – не просто заумные обозначения верности своим привычкам?

Затем Эдвард дает мне подержать изваяние, и все мои мысли немедленно обращаются к предмету в моих руках. Я вдруг думаю: все-таки удивительно, что люди вот уже столько тысячелетий занимаются любовью, хотя это, конечно, одна из немногих констант истории человечества. Один и тот же акт, повторяющийся из поколения в поколение.

Потом я хочу посмотреть на мраморы Элгина [7], но Эдвард против.

– Залы для публики забиты туристами. К тому же у меня правило: смотреть в музее только что-то одно. Переберешь – перегрузишь мозг.

Он направляется к выходу.

Мне вспоминаются слова Кэрол Йонсон. Поведение Эдварда казалось Эмме вполне разумным, пока она была готова ему подыгрывать – то есть пока она позволяла ему себя контролировать…

Я останавливаюсь как вкопанная. – Эдвард, я очень хочу их посмотреть.

Он смотрит на меня озадаченно. – Ладно. Но не сейчас. Я договорюсь с директором… Вернемся, когда музей закроется…

– Сейчас, – говорю я. – Обязательно сейчас.

Я знаю, что звучит это инфантильно и нервически. Сотрудник музея поднимает взгляд от стола и хмурится на нас.

Эдвард пожимает плечами.

– Ладно.

Через другую дверь он проводит меня в открытую для публики часть музея. Люди шныряют меж экспонатов, словно рыбы, объедающие коралл. Эдвард идет сквозь толпу прогулочным шагом, не глядя по сторонам.