Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– Решила сделаться… как вы странно выразились.

– Поверьте, Кристал Форрест и сама была чертовски странной особой. Как только хоть какой-то мужчина мог… Вообще-то, говорят, он женился на ней ради денег. Коли спросите меня, так я в этом уверен. И если это правда, то он с лихвой заплатил за каждый пенни, который вложил в этот свой племенной завод, бедолага. Хотя на самом-то деле вряд ли у нее было особенно много денег, потому что мне доподлинно известно, что когда они после пожара покинули Англию, то жили главным образом на страховку и то, что ему удалось выручить за лошадей. Они уехали во Флоренцию, купили там маленькую виллу, но жене становилось все хуже и хуже, надо понимать, совсем слетела с катушек, и он отвез ее к какому-то врачу в Вене. Ну вот, и до самой смерти, два года назад, она кочевала из одной психиатрической клиники в другую, или как там благопристойно называются эти самые дорогие психушки, – вот последние денежки и улетучились. Когда в результате Форрест вернулся из Австрии, чтобы завершить распродажу, тут уже практически ничего не осталось.

– Так, значит, он вернулся?

– Нет, сейчас его здесь нет. Приезжал, только чтобы продать поместье. Комиссия по лесному хозяйству купила парк, и они там столько всего насадили, черт их дери. Вот в чем все дело. Эх, мне бы оттяпать хоть кусочек…

Он вдруг умолк.

– Поместья?

– Забудьте. О чем это я? Ах да. Дом, разумеется, был полностью разрушен, а сады одичали, но Рудды – та самая пара, что работала в Холле, – так вот, Рудды переехали на другую сторону парка, где расположены конюшни и западная сторожка, Уэстлодж. Теперь Джонни Рудд управляет там небольшим хозяйством, и когда Форрест приезжал прошлым летом, они с Джонни снова занялись садом и огородом, выращивали овощи на продажу, и, по-моему, дела у них шли неплохо. Теперь там всем занимается Джонни с парой местных ребят.

Он говорил почти сонно, глядя куда-то вдаль, словно думал о чем-то постороннем. В профиль этот молодой человек был столь же красив, как и анфас, а что-то в его манере вскидывать подбородок, выдувая длинные струйки дыма, подсказывало мне, что он это прекрасно сознавал и сознавал также, что я на него смотрю.

– А мистер Форрест? – небрежно спросила я. – Он теперь постоянно живет в Италии?

– Мм? В Италии? Да, я же говорил, у него вилла под Флоренцией. Сейчас он там… а поместье брошено на Джонни Рудда и Комиссию по лесному хозяйству… и Уайтскар. – Он повернул голову. Красивые губы изогнулись в самодовольной усмешке. – Ну? Как вам драматическая история из жизни вашей родины, Мэри Грей? Падение дома Форрестов!

Я молчала, и он обвиняюще воскликнул:

– Да вы не слушали!

– Нет-нет, что вы. Правда, слушала. Вы так захватывающе все это изложили.

Я не добавила то, о чем думала, наблюдая за ним, как он рассказывал печальную и страшную историю – к тому же о человеке, который ему нравился, – не выказав даже той доли сочувствия и симпатии, какую выказали бы даже газетные репортеры. Фактически рассказывал так, словно речь шла о вполне приятном и удовлетворительном эпизоде. Если не считать того любопытного замечания о программе посадок Комиссии по лесному хозяйству.

А еще он говорил так, будто не сомневался, что я с глубочайшим интересом стану внимать каждой подробности. Интересно знать почему…

И если во мне зародились какие-то подозрения на этот счет, то я не собиралась дожидаться и проверять, справедливы ли они. Я огляделась, выискивая глазами свою сумочку.

– В чем дело? – быстро произнес он.

Сумочка лежала на земле у подножия Стены. Я подняла ее.

– Пора идти. Я напрочь забыла о времени. Автобус…

– Не уходите! Все это вышло так захватывающе! Если ваша прабабка знала про Форрестов, это означает…

– Да, полагаю, вполне возможно. Но мне все равно пора. Мы в кафе работаем и в воскресенье вечером. – Я поднялась. – Простите, но так уж получилось. Что ж, мистер Уинслоу, было ужасно интересно встретить вас, и я…

– Послушайте, но вы же не можете просто так взять и уйти! – Он тоже вскочил и весь подался вперед, как будто собирался удержать меня, но до меня даже не дотронулся. Лицо его утратило все напускное обаяние. Теперь он говорил быстро и настойчиво. – Я серьезно. Погодите. У меня тут машина. Я сам вас потом отвезу.

– Нет-нет, я бы вам не позволила. Правда, все было…

– Только не говорите мне еще раз, что все было «интересно». Все гораздо серьезнее. Это ужасно важно.

– Что вы имеете в виду? – уставилась я на него.